— Я еще вчера бегал, — сказал Илька немного виновато. — Но там, на Якорной, сидят Витька и Серега Ковалевы. А на улице Чехова еще какие-то голубятники. Но они ведь тоже, наверно, знают про катапульту. Им теперь только попадись. Да, Яшка?
— Еще бы, — усмехнулся Воробей, и его треугольное личико даже сделалось круглее.
— А ты при чем! — сказал Ильке Шурик. — Ты в этой истории ведь не участвовал.
— Будут они разбираться! — сказал Воробей.
Илька потоптался, вздохнул и показал на змея:
— Знаете что? Вот, по-моему, он это нарочно, вот и все.
— Кто? — рассеянно спросил Шурик. Он что-то обдумывал и опять жевал травинку.
— Тот, кто его запустил, — объяснил Илька. — Вон он где! Выше всех. Вот он и думает: раз выше, значит, плевать на всех.
Яшка скривил маленький рот:
— Гляди-ка ты, «выше»! У меня «Шмель» еще выше поднимался.
— Ух и врешь! — изумился Илька.
— И кроме того, твой «Шмель» упал, — заметил Шурик.
Яшка понял, что перегнул. Но ни ссориться, ни стукать по шее Ильку не хотелось. Белый «конверт» висел в небе как насмешка над всеми змеевиками.
— Генкин «Кондор» все равно поднимется выше, — твердо заявил Яшка.
— Он может, — согласился Шурик. — Но Генки нет.
Илька открыл рот, но сказать ничего не успел. Сказал Воробей:
— Генка теперь злой. С английским у него дело -гроб. Увяз.
— А он и не старался выкарабкаться, — спокойно произнес Шурик.
Яшка уставился на него колючими глазами:
— «Не старался»! А ты знаешь? А чего стараться, если все равно бесполезно! Если человек не может!
Шурик согласился:
— Может быть. Я не знаю, я учу немецкий. Он, говорят, легче.
— У разных людей голова по-разному устроена, — задумчиво произнес Яшка. — У одного языки учатся хорошо, а у другого никак. У Галки, у моей сестры, в медицинском институте английский язык да еще латинский, на котором рецепты выписывают. И она хоть бы что. А я в этот латинский заглянул — ну ни капельки не понятно.
Шурик пожал плечами:
— А ты сразу понять хотел? Ты хоть латинские буквы знаешь?
— Знаю. «Рэ» — как «я», только наоборот. «Лэ» — как «гэ» вниз головой. «И» — палка с точкой.
— Сам ты палка с точкой, — вздохнул Шурик.
Яшка снова задрал голову. Белый «конвертик» стоял в небе не двигаясь.
— Даже не дрогнет, — сказал Илька.
— У Генки все равно лучше, — ответил Яшка и плюнул. — Надо Генку позвать. «Кондора» поднимем, тогда этот беляк сразу…
Что такое это «сразу», Яшка сказать не умел. Но он понимал и другие понимали, что, если «Кондор» поднимется выше беляка, все будет в порядке. Илька опять хотел сказать, что Генку он уже позвал, но Шурик перебил:
— Про английский с ним не говорите, когда придет.
— Уже пришел, — хмуро откликнулся Генка.
Никто не заметил, как он оказался рядом: все разглядывали белого змея.
— Извини, я не видел, — спокойно сказал Шурик.
Генка поморщился и резко вскинул плечи. Таких людей, как Шурка, он не понимал. Терпеть не мог он, когда кто-нибудь так легко во все стороны раскидывал свои «извините» и «простите». Ему всегда было мучительно неловко за такого человека. Сам Генка в жизни своей никогда не просил прощенья. Сколько раз бывало, что стоял он в учительской и завуч Анна Аркадьевна ждала от него всего четыре коротеньких слова: «Простите, больше не буду». Или даже всего одно слово: «Простите». Но он стоял и молчал, потому что легче было ему выдержать сто разных несчастий, чем выдавить это слово…
Генка смотрел на змея, плотно сжав губы. Глаза его сузились и колюче блестели.
— Запустим «Кондора»? — осторожно спросил Яшка.
— Еще чего! — не двигаясь, сказал Генка.
— Ген, давай, а? — запрыгал Илька. — Я сбегаю за ним.
Генка промолчал.
Илька перестал прыгать.
— Ну, а что делать? — спросил Шурик.
— Сбить.
…Они долго ничего не говорили. Сбить змея — это пиратское дело.
— Все-таки… мы же не голубятники, — нерешительно произнес Шурик.
— А я и не знал, что мы не голубятники, — сказал Генка, продолжая смотреть на змея.
Яшка молчал. У него были свои причины, чтобы молчать.
— Он ведь сам виноват, да, Гена? — заговорил Илька. — Ему сигналили, а он не отвечает. Конечно, надо сбить, наверно.
Шурик задумчиво почесал подбородок.
— Вообще, конечно… Раз он не отвечает…
— Как его достанешь? — глядя в сторону, пробормотал Яшка. — Высотища-то…
— А катапульта? — быстро вмешался Илька.
— Помолчи! — цыкнул Яшка.
— Илька правильно говорит, — заступился Генка.
— Так я и знал! — тихо и печально сказал Воробей. — А мне опять отдуваться, да?
Катапульту недавно отбили у голубятников. Вернее, не отбили, а увели из-под носа.
Это было грозное на вид оружие, слегка похожее на пушку. На колесах от водовозной тележки, с дощатым лафетом, с диванными пружинами и туго закрученными веревками. А вместо ствола торчал гибкий шест с примотанной на конце старой поварешкой. Голубятники полмесяца трудились над страшной машиной и похвалялись, что, когда ее доделают, ни один «конверт» не вернется на землю целым.