Тень Хранителя

Перед отъездом из Академии Роун спросил у Энде, как звали жену правителя. Исоделъ, ответила та. Он навсегда запомнил имя женщины, которая в тот вечер ради его спасения совершила убийство.

* * *

За время отсутствия в Академии им удалось перенастроить триста сорок семь блокираторов и уничтожить три Апогея. При этом братья не потеряли ни одного человека. Настроение у всех было отличное. Роун был бы счастлив, если бы успех двух других групп оказался хотя бы наполовину таким же впечатляющим.

Впервые со времени встречи с братьями в Кальдере Роун с оптимизмом смотрел в будущее. Но когда они достигли долины, где располагалась Академия, то увидели, что в том месте, где находился потайной вход в пещеру, в небо клубами поднимался черный дым. Все, не произнеся ни слова, пришпорили коней и галопом понеслись к цели, надеясь на лучшее. Роун был уверен — они успеют вовремя и не допустят беды.

Доскакав до входа, он увидел нескольких братьев и апсара, которые никак не могли прокашляться от дыма. Там же сновали перемазанные сажей, потерянные и сбитые с толку гюнтеры. Но все, к счастью, были живы. С облегчением вздохнув, Роун спешился и кинулся к Лампи.

— Что тут у вас стряслось?

— Кто-то устроил диверсию.

— Где Мабатан и Энде?

— Взрыв произошел в казармах… остальные сейчас… в библиотеке… с ранеными.

— Есть потери? — спросил Волк.

Лампи, которого трясло как в лихорадке, тяжело вздохнул, из глаз его хлынули слезы.

— Двое. Они заваривали чай… в кухне, они… — Лампи уставился на Роуна, — гюнтер Номер Семьдесят Девять…

Гвендолин? Роун покачал головой, не в силах в это поверить. Из всех гюнтеров она была самой любознательной, самой приветливой и спокойной, она даже позволяла себе улыбаться. Когда Межан с Талией все в слезах подошли к нему, держась за руки, у него сорвалось дыхание.

— …и Доббс, — сказал Лампи. — Доббс…

ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЕНЕЙ

КОЛЛЕКТИВНЫЙ РАЗУМ ЛЮДЕЙ СОЗДАЛ ЭТОТ МИР И СЛЕДУЮЩИЙ. НО КАЖДЫЙ РАЗУМ ОТБРАСЫВАЕТ ТЕНЬ, И ЕСЛИ СОБРАТЬ ЭТИ ТЕНИ ВОЕДИНО, ОНИ МОГУТ ПОРОДИТЬ ВЕЛИКУЮ ТЬМУ ТЬМУ, СПОСОБНУЮ ЗАТМИТЬ ВЕСЬ СВЕТ

ДНЕВНИК РОУНА РАЗЛУКИ

Обед так затянулся, что, казалось, никогда не кончится. Дарий забавлялся с лебезившим перед ним правителем Поллардом уже не меньше часа, как утомленная кошка с попискивающей мышкой. Правитель явно чувствовал на собственной шкуре неотвратимую силу ударов, наносимых Роуном. Если верить тому, о чем он все время скулил, нападения на его караваны с товарами стали чуть ли не повседневной обыденностью. Хранитель, естественно, на все его жалобы отвечал обвинениями. Чтобы жизнь в Городе протекала нормально, нужна нефть. Это была насущная очевидная необходимость. Прекращение поставок нефти в Город равносильно предательству. Стоув пыталась сосредоточиться на разговоре, в котором наверняка упоминались какие-то важные для Роуна подробности, но многочисленные оправдания и доказательства, приводившиеся подхалимом-правителем, волновали ее несравненно меньше, чем Виллум.

Эти жалкие алчные мясники сгрудились тогда над его телом, как мухи над трупом. Она должна была обратиться к ним самым повелительным своим тоном, чтобы они не вздумали его потрошить на месте. Постоянно косясь на нее, доктора начали нерешительно прикреплять к его голове датчики. Вдруг она увидела голубой переливчатый завиток света, вихрившийся у подушки и закручивавшийся вверх по проводку датчика. Сославшись на головную боль, она потребовала приглушить освещение, чтобы более четко видеть синеватые отсветы. Бледно мерцавшая дымка покрывала его тело как вторая кожа, как… доспехи. С самым высокомерным видом — чтобы никому и в голову не пришло, насколько важно для нее его здоровье, — Стоув приблизилась к нему и проникла в мерцавшее защитное поле.

Руку девочки мгновенно окутало синеватое холодное пламя. Сначала оно слегка покалывало кожу, но это быстро прошло, и при ее прикосновении Виллум шевельнул пальцем. При этом его похолодевшее тело потеплело. Он был жив, но жизнь теплилась где-то в самой глубине его существа, в каком-то тайном месте, оказавшемся недоступным даже для Дария. Это синеватое сияние, наверное, было сигнальной системой, защитной оболочкой, которая должна была пробудить его к жизни, если бы кто-то чужой попытался сквозь нее проникнуть.