– Всё, – доложила она с порога, – сбор составила, отварила, поставила на медленный огонь выпаривать. Часа через два… чуть больше будет готово. Ещё порошок нужно будет один добавить, присадку, но это потом. Ты как, не торопишься?
– Уже нет, – сказал я, забирая у неё бутылку и бокалы.
Поставив плошку со свечой на карниз, Альбина села в кресло напротив. Вытащила ментоловую сигарету и прикурила от горящей моей. Выпустив дым, сказала:
– Давно так ночью не сидели.
– Давно, – согласился я.
– А помнишь, в семидесятых выезжали в Еловую Падь? Покупали кило триста сервелата, мне – шампанского, тебе – маленькую. Всё это съедали-выпивали и любили друг друга под лыжным трамплином. А ночью я летала. Помнишь?
– Конечно, помню. Летала. Пометая помелом. Всё помню. Помню даже, что из-под левой подмышки у тебя пахло тогда цикорием, а из-под правой – абрикосовой пыльцой.
Правду сказал. Но не поверила мне ведьма, упрекнула, отмахнув дым от лица:
– Врёшь ты всё, дракон. – Но потом не выдержала и всё же полюбопытствовала: – Ну а шея чем пахла?
Я вначале разлил вино по бокалам, протянул ей один и только тогда ответил:
– Полынным мёдом.
Альбина поднесла бокал к губам, но выпить не смогла, прыснула. Понимая, что припомнила она что-то забавное, я, разумеется, заинтересовался:
– Ты чего?
– Вспомнила, как однажды в феврале восемнадцатого приставала к тебе, а ты…
Не сумев договорить фразу, она вновь прыснула. И вновь.
– Ну-ну говори, – сгорая от нетерпения, потребовал я. – Ты приставала, а я что?
– А ты… А ты говоришь… – Давясь смехом, она очень похоже спародировала меня: – В городе революционная ситуация, а ты лезешь тут со своей аффектацией.
– Что, правда? – не поверил я. – Прям так и сказал? Не может этого быть. У меня и слов-то таких в лексиконе нет. Шутишь, поди.
– Точно-точно, так и сказал.
– Ну… Ну прости тогда дурака.
– Простила уже, – махнув ладошкой, великодушно изрекла Альбина. Сделала добрый глоток и тут же огорошила: – Но никогда не прощу.
Усмехнувшись, я развёл руками – ну, что ж поделать, буду с этим жить.
Затем мы ещё где-то полчаса пили вино, вспоминая былое. И вспоминали былое, распивая вино. Вино было с богатым букетом, воспоминания, как оказалось, тоже не прокисли. Ну, а когда мы ещё не утомились пить вино, но уже устали вспоминать, я воспользовался очередной паузой, которые в нашей незатейливой, лишённой дурацкого глубокомыслия беседе возникали всё чаще и чаще и делались всё длиннее и длиннее, и спросил Альбину о наболевшем:
– Скажи, ненаглядная моя, а на ком из наших ведьм лежит родовое проклятие?
– Смотря какое, – ответила она. – Разные же бывают.
– Я про то, из-за которого они полюбить никого не могут?
– Полюбить? – Альбина удивлённо вскинула правую бровь. – Такого проклятия нет, Егор, и быть не может. Любовь никаким проклятьем не запретишь. Она сильнее Силы. А вот с мужиками не все сестрёнки спать могут без последствий. Это да. Это есть такое. Слышал что-нибудь про чёрных вдов?
– Паучихи есть такие, – вспомнил я. – Сжирают самцов.
– Вот, – кивнула Альбина. – Так и эти проклятые.
– В каком смысле? Партнёров своих, что ли, съедают? Дамы – каннибалы?
– Ну, придумал тоже! Нет, конечно. Просто мужики, которые с ними переспят, умирают потом на одиннадцатый день. От разного. Кто от чего. У кого сердце прихватит, кто под электричку попадёт, кого в драке убьют.
– Нормально, – удивлённо протянул я. – Надо понимать, не снимаемое проклятие?
– Нет, конечно, – ответила Альбина категорично, затем глотнула вина и поправилась: – Ну, почти нет. Там до таких высоких дядек-тёток нужно достучаться, что лучше и не начинать об этом думать
– И что, много у нас в Городе чёрных вдов?
– Троих точно знаю. Во-первых, молодая наша, перспективная проклята. Ирма Ахатова. Командирша… А ведь помню её девчушкой в белом с яблоком спелым. Н-да… Ну и вот. Ирма, значит. Потом ещё гадина эта…
– Всё, Альбина, спасибо, – услышав всё, что хотел, остановил я ведьму. – Дальше не нужно.
Она посмотрела на меня изумлённо и, сложив в голове два и два, поинтересовалось:
– Слушай, а чего это ты вдруг вдовами озаботился?
– Да так, – неопределённо пожал я плечами. – Дело одно расследую.
– Ну-ну. Небось, Ирма подкатывает? Да? Точно – подкатывает. Она подкатывает, а ты, почувствовав что-то неладное, струхнул. Правильно, что струхнул. Хотя, ты же дракон, чего тебе… Ой, мама, чего-то мне в голову винцо-то… Всё. Мне уже достаточно. Мне же ещё зелье… Трам-па-пам.
Она встала, взъёрошила мне волосы и неуверенной походкой направилась в комнату.
Спать мы в ту ночь легли вместе. То ли так захотели небеса, то ли просто потянуло. А может, раствориться друг в друге – было в ту ночь единственным способом не раствориться в том тёмном, что выползло из растревоженных воспоминаний и навалилось на нас всей своей жутью. Как бы там ни было, но легли в одну кровать и уснули не сразу. Шальная игра в четыре руки и четыре ноги помешала.