Тень королевы, или Слеза богини

И указал мне на приметную машину, торчавшую из ряда скромных легковушек.

— Значит, будем ждать, — решила я. — Как минимум до шести.

— Будем, — не стал спорить приятель.

Он дожевал бутерброд, глубоко вздохнул и сказал:

— Для полного счастья не хватает чашки чая.

— Ой!

Я виновато приложила руку к губам.

— Прости, не подумала.

— Ерунда! — с легкостью отмел приятель мою провинность. — Сейчас сок куплю. Тебе какой?

— Апельсиновый.

— Понял.

Он вышел из машины и побрел к киоску с водой и пивом. Перешел через дорогу, повернулся ко мне и помахал рукой.

Я помахала в ответ.

Все-таки он приятный парень. Очень спокойный, уравновешенный, а главное, умный. Надо воспользоваться знакомством и заняться самообразованием. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Слава наклонился к окошку. Я рассматривала сзади его фигуру.

Щуплый. То есть очень худенький. Надо же, как обманчиво визуальное впечатление! Когда он меня рывком поднял с пола, я поняла, что он совсем не та овечка, какой кажется. То есть жилистый, но сильный. И гантель была не хилая. Килограмм пять, не меньше.

Слава отошел от киоска с двумя маленькими упаковками сока и начал озираться по сторонам. Ну да, нужно перебежать дорогу. Юля ни за что не стала бы так делать. Она бы нашла переход.

Впрочем, при чем тут Юля?

Конечно, мы со Славой не самые законопослушные граждане.

«Мы со Славой...»

Я вздохнула и покачала головой.

Это невозможно. Он слишком взрослый, слишком умный и слишком образованный для меня.

Хотя... как это говорится? Противоположности притягиваются?

— Вот!

Слава шумно ввалился в машину, протягивая мне разноцветный пакетик с приклеенной трубочкой.

— Апельсинового не было. Я взял ананасовый. Ничего?

— Отлично, — ответила я. Приняла упаковку и начала отдирать трубочку от разноцветного картонного бока.

— Не выходил?

— Нет, — ответила я, и виновато покосилась на ряд машин. Синий джип стоял на месте. Совсем забыла, что за ним нужен глаз да глаз.

— Теплый! — разочарованно проинформировал меня Слава.

— Да? — спросила я, сражаясь с упаковкой.

— Помочь?

Он забрал у меня сок, оторвал трубочку, распаковал ее и проткнул дырочку, заклеенную фольгой.

— Нормальный! — вынесла я вердикт, сделав глоток.

Несколько минут мы сосредоточенно высасывали содержимое упаковки.

— Допила?

Я поболтала пакетиком.

— Чуть-чуть осталось.

— Не давись. Хочешь, еще куплю?

— Нет, мне хватит.

Слава забрал у меня из рук пустую упаковку, вышел из машины и аккуратно выбросил пакеты в ближайшую урну.

Еще один балл моему приятелю. Ненавижу людей, которые свинячат вокруг себя без зазрения совести.

— Нирвана! — проинформировал меня Слава, усаживаясь на место. — Наелся, напился.

— Наелся двумя бутербродами? — не поверила я.

— Я мало ем.

— А-а-а...

Слава повозил рукой слева от себя. Послышался знакомый ржавый скрежет, спинка кресла рывками поехала вниз.

— Ох!

Слава улегся на сиденье и прикрыл глаза газетой.

— Толкни, если покажется, — велел он.

— Толкну, — пообещала я.

Что ж, все правильно. Человек наелся, напился, теперь хочет поспать. А мне чем заняться?

Я обвела взглядом непрезентабельный салон. Жаль, книжку не взяла. Магнитолы, и той нет!

— Тебе скучно? — вдруг спросил Слава, обладавший даром иногда читать мои мысли.

— Да нет, — фальшиво отказалась я.

— Хочешь, поговорим?

— Если ты хочешь, — ответила я дипломатично.

— Я хочу.

— Тогда давай поговорим.

Слава, не открывая глаз, поерзал на сиденье.

— О чем говорить будем?

— Не знаю. О! Придумала! Расскажи мне о театре!

— О каком театре?

— Не знаю.

Слава убрал газету с лица, открыл глаза и повернул голову к окошку. Убедился, что «Ниссан» стоит на месте, и спросил:

— Хочешь, расскажу, как я в первый раз попал на оперу?

— Хочу, — тихо ответила я.

Я на оперном спектакле не была ни разу в жизни. Стыдно, конечно.

— Родители привезли меня в Москву. Мне тогда было лет восемь, не больше...

Слава замолчал, что-то сосредоточенно высчитал в уме и кивнул.

— Ну, да! Восемь лет. Семьдесят шестой год.

— Я еще не родилась, — тихонько вставила я.

Слава посмотрел на меня и засмеялся.

— Прости, перебила.

— Ничего. Ты, значит, не застала настоящую московскую зиму. Боже мой, какая была зима! Не то, что нынешняя слякоть...

Слава с хрустом потянулся.

— Мороз — градусов двадцать. Днем. А вечером — все тридцать. И при этом ясное голубое небо, ослепительное солнце и чистый резкий воздух. И везде пахнет апельсинами. Почему-то их продавали возле каждого метро. Здоровенные такие оранжевые шары с толстой легко снимающейся коркой. И очень сладкие. Кажется, они стоили два рубля.

— Штука? — спросила я.

— Килограмм, детка, — ответил приятель очень снисходительно. — Килограмм.

— Дешево! — оценила я.

— Не очень, если учесть, что средняя зарплата равнялась ста рублям, а пенсия — шестидесяти. Особенно не разгуляешься. Но очереди за апельсинами все равно стояли. И воздух был пропитан этим едко-сладким запахом. От него сразу начинала выделяться слюна.

Он тихо засмеялся.

— Знаешь, что я больше всего любил есть на завтрак?

— Что?

— Сливки с хлебными палочками. В магазине продавались сливки десятипроцентные. Для самоубийц...

— Почему это? — не поняла я.