Тень креста

— С-ме-е-р-ть! — раскатисто грянуло из глоток нападающих, и тот час же первый ряд датских хускарлов оказался перед первым рядом норвежцев. Одним молниеносным движением рук телохранителей короля завязки их плащей были освобождены, и в следующий миг разноцветные облака ткани обрушились на головы и тела врага, останавливая его движение вперёд. Ещё мгновение, и в руках людей короля блеснули мечи и боевые ножи, тщательно спрятанные под верхней одеждой. Призывно затрубил сигнальный рог Атли Сигурдссона.

Упавшие на головы датчан норвежские плащи сначала ослепили нападающих, а потом, спустившись к ногам, запутались на них, прекратив атаку хускарлов королевы. Датчане просто рухнули под ноги норвежцев — промо под их клинки. Пролилась первая кровь.

Святые отцы, захлёбываясь от возмущения, натужно кричали:

— Окститесь, христиане! Не святотатствуйте в Господнем доме! Не берите на душу грех несмывемый!

Но каждый в миг опасности перешёл на родной язык, потому их никто не слышал и не понимал. Огге Сванссон подхватил священников под руки и увел в помещение, находящееся за алтарём, там хранились предметы для церковных служб. Накрепко затворив двери этого церковного покоя, Огге вернулся к рядам сражающихся норвежцев. И вовремя — двое датчан теснили короля Олава, вооружённого лишь охотничьим ножом. Тяжёлый епископский посох сослужил послушнику хорошую службу: им он отбил удар, направленный в живот Олава, а обратный конец посоха пришёлся на висок нападающего. Но избежать удара второго датчанина Огге не удалось — боевое железо угодило в бок послушника. Затрещала разрезаемая ткань рясы, но клинок лишь лязгнул по пластинам панциря, дарёного Сванссону отцом. И вот уже острый конец епископского посоха пришёлся прямо в шею врага. И тот, захлёбываясь кровью, упал на церковный пол. Подоспевший Атли Сигурдссон увлёк короля в толщу норвежского строя.

В помещение христианского храма будто шагнул настояший Ад. Крикам злобы, боли и отчания не хватало места, и они рвались ввысь, разбиваясь о церковный свод. Кровь лилась без устали и преград — на пол, стены и распятие, которые теперь стали багрово-красными. Пол оказался усеян телами мёртвых и умирающих воинов обеих сторон. У королевских хускарлов не было возможности манёвра: сзади стояли ряды гостей Олава — отступать некуда, да и к дверям не пробиться. Нельзя подставлять безоружных королевских доброжелателей, держащихся за спинами воинов, под удар датчан, тогда городские приверженцы короля погибнут все. Датчанам тоже приходилось не легче: большое помещение исповедальни разделило их силы надвое, и объединиться для решающего удара они пока не могли.

В это время на церковной площади тоже кипела битва. Хладирцев оказалось вдвое больше — от кузни прибыл отряд поддержки: три десятка воинов, не пряча щитов и мечей, вступили в сражение с городской стражей, оставленной Атли Сигурдссона у ворот храма. Ощетинившись радами копий и прячась за щитами люди Гамли Лейвссона вели неравный бой. Вскоре победное настроение хладирцев стало остывать.

— Где телеги с луками и стрелами? Где подмога, что должна подойти из постоялого двора? — всё чаще в рядах хладирцев звучали вопросы, не имеющие ответа.

Невдомёк им было, что Гамли Лейсон со своим отрядом окружил постоялый двор, разоружив врагов, схоронившихся там. Все луки и тулы со стрелами попали в руки нидаросцев. Но Гамли Лейвссон был вынужден оставаться на месте — тревожных вестей и просьб о помощи ни от храма, ни от городских ворот не поступало. И градоначальник не знал, как протекает ритуал венчания короля и королевы. Потому Гамли со своим немалым войском оставался там, где стоял. А вот у городских ворот разыгралась настояшая драма. Вооружённые луками хладирцы, перебили стражу городских ворот, ударив внезапно и со значительного растояния, раненых добили нещадно — никто не смог уйти. Но и они ничего не знали о бое у церкви. Постоялый двор располагался у храма, но посланные туда хладирцы, доносили, что к церкви не пройти — вокруг постоялого двора стоит городская стража Гамли Лейвссона — она не пропустит никого. Другой же дороги к церкви хладирцы не знали. Прячась от горожан, нельзя хорошо изучить сам город.

А сражение в церкви и её пределах продолжалось. Никто, из сражающихся внутри, не смог подобраться к выходу из храма, никто из бившихся снаружи не смог проникнуть в храм для помощи своей партии. Внутри церкви развернулась настоящая резня: ни одна из сторон не хотел уступать противоположной — если меч или нож были утеряны, грызли горло врага зубами. Извечный датский боевой натиск столкнулся с вековой норвежской стойкостью — один никак не уступал другой.