Тень Крысолова (Безымянная трилогия - 2)

Мое потомство живет. Я охранял нору, отгонял питающуюся мясом сородичей крысу, постоянно крутившуюся поблизости. Я тащил в гнездо все, что только годилось в пищу - даже бумагу и принесенные рекой тонкие веточки, падаль, окровавленные бинты и вату, оглушенную взрывами рыбу, улиток, личинки насекомых, дождевых червей...

Гибкая облизывала малышей, слизывала их испражнения, носом тыкалась им в брюшка, заставляя переваривать пищу. Вскоре кожа крысят покрылась нежным пушком. Глаза открылись и стали привыкать ко всем оттенкам темноты. Они неуклюже ползали, забирались на Гибкую и на меня, скатывались вниз, падали. Любопытство, как всегда, подталкивало их к выходу.

Они учились кусать, грызть, рвать, есть. Гибкая не отгоняла их от своих наполненных молоком сосков, и они с каждым днем становились все сильнее, подвижнее, увереннее в себе.

Если малыши пытались вылезти из норы, она наказывала их - хватала за шкуру и тащила обратно, укладывая поближе к себе. Но они все чаще пытались удрать - в основном, когда Гибкая засыпала. Они боролись друг с другом, возились, барахтались. Мир за пределами норы казался им таким же безопасным, как и этот, подземный, рядом с теплым материнским брюхом. Гибкая просыпалась и видела, что их становится все меньше. Они выползали на проходящую вдоль подземного стока крысиную тропу и обратно больше не возвращались.

Я привык к грохоту, треску, к внезапным сотрясениям почвы, неожиданным проблескам огня, взрывам...

В подземных лабиринтах эхо той жизни уже не вызывало паники. Я привык даже к проникающему под землю дыму.

Крысы маются в лихорадке, болеют, тяжело дышат, конвульсивно дергают лапками. Изо ртов течет кровь. Страх не позволяет им вырваться из подземных туннелей. Страх обрекает на выжидание.

И все же приходит момент, когда изголодавшаяся, перепуганная крыса покидает свое укрытие и отправляется искать пищу. Ею руководят лишь голод и страх смерти. Я выхожу, зная, что моя жизнь зависит лишь от моей хитрости, ловкости, силы, быстроты.

Люди тоже голодны. Они тоже ищут пищу - так же, как и мы. Они тоже хотят сохранить свое потомство.

Уже не видно кошек и собак. Все меньше становится ворон, грачей, голубей, воробьев. Их съели люди, которым часто не хватает сил двигаться.

Они лежат, тихие, неподвижные, с блестящими глазами. Я подхожу ближе, и их глаза раскрываются шире, руки хватаются за камень.

Человек ловит крысу, отрезает ей голову, сдирает шкуру, бросает мясо в кастрюлю с кипятком. С жадностью молодого пса пожирает кусок за куском.

Крысы поедают покойников, вгрызаются в мягкие одутловатые ткани.

Люди пожирают крыс. Ставят на них капканы, забрасывают камнями, ловят, хараулят у крысиных нор...

Люди пожирают людей. Съедают своих умерших детей. Вырезают ножами куски мяса, пекут их в огне и жуют, грызут, поглощают. Крысы хотят выжить. Люди хотят продержаться.

Крысы и люди борются за жизнь. Они прячутся в домах и подвалах.

Крысам теперь безопаснее бегать по сточным канавам и даже посреди улицы, чем подвергать себя опасности быть схваченными людьми, которые прячутся в погребах и подвалах.

Вода воняет, у нее сладковатый привкус, и лишь когда идет дождь, каналы очищаются и вода на некоторое время становится прозрачной и вкусной. Дождь кончается, потоки мелеют, а мы выходим искать пищу, чтобы продолжать жить дальше.

Крысы хотят бежать отсюда.

Люди тоже мечтают отсюда выбраться. Они падают, убитые, на улицах, на площадях, у колодцев. Крысы тоже гибнут, разорванные взрывами и осколками.

Надо выжить, но только как покинуть умирающий город? Я пытался, но все напрасно. За каждым углом караулят изглодавшиеся лица. Я поворачивал обратно, испуганный пожарами, газами, взрывами. Я прятался под телами убитых, в воронках от снарядов, в развалинах.

В тот день прошел сильный дождь. Капли стучали по бетону, по камням, по земле. Шум ливня был слышен даже в самых глубоких крысиных лабиринтах.

Волны ворвались в туннели, сдвинули со своих мест разлагающиеся тела и потащили их к реке. Раздутые трупы забили зарешеченные выходы.

Не обращая внимания на льющуюся сверху воду и скользкие края колодцев, я вылез наверх и пошел вперед прямо под потоками дождя по испаряющему воду асфальту, над которым повисло туманное облако. Время от времени я останавливался и стряхивал с шерсти капли теплого дождя.

Я шел вперед все дальше и дальше, веря в то, что город наконец останется позади, что он не будет преследовать меня -горящий, умирающий, голодающий.

Ты не спрашиваешь, куда? Не спрашиваешь, в какую сторону? Не спрашиваешь, в каком направлении?

Я бегу от смерти, спасаюсь от неуверенности и страха, насыщающих каждый мой день, проведенный в городских туннелях - среди охотящихся друг за другом людей, людей, которые пожирают и друг друга, и крыс, среди крыс, у которых больше нет сил и которые не знают, как выбраться из этого кошмара.