Тень «Курска» или Правды не узнает никто

Вытерев губы салфеткой, я поднялся с места и, подойдя к тумбочке перед иконой, сменил Кошкина. Читать было нелегко, язык, словно путник на пересеченной узловатыми корнями лесной тропинке, то и дело спотыкался о незнакомо вывернутые слова, но постепенно, словно бы вспоминая их таившееся до поры в глубинах генетической памяти звучание, текст полился ровнее, а вскоре я и совсем перестал замечать его непривычность:

«…Проповедует мир весь тебе, преблаженне Николае, скораго в бедах заступника: яко многажды во едином часе, по земли путешествующим и по морю плавающим, предваряя, пособствуеши, купно всех от злых сохраняя, вопиющих к Богу: Аллилуиа…»

Некоторое время спустя меня подменил сам Муромский. Он читал текст акафиста медленно и четко, словно диктуя приказ, который должен быть всеми понят в точности и без искажений — причем, как на земле, так и на небе:

«…Новаго тя Ноя, наставника ковчега спасительнаго разумеем, отче святый Николае, бурю всех лютых разгоняющаго направлением своим, тишину же божественную приносящаго вопиющим таковая: Радуйся, обуреваемых тихое пристанище; радуйся, утопающих известное хранилище. Радуйся, плавающих посреде пучин добрый кормчий; радуйся треволнения морская уставляющий… Радуйся, от бездны греховныя человеки избавляяй… Радуйся, Николае, великий Чудотворче…»

Не знаю, как для остальных членов экипажа, а для меня с этого самого дня жизнь словно бы наполнилась неким новым смыслом. Да это в общем-то и понятно, поскольку я был единственным человеком на лодке, кто не имел какого бы то ни было реального дела. Каждый здесь нес свою ношу службы в отведенном ему отсеке и месте, и только я целыми днями лежал у себя в каюте, читая журналы и книги, или болтался по отсекам и выгородкам, отвлекая всех своим появлением от дел и раздражая ненужными разговорами. Помню, в первые дни моего пребывания на лодке, когда доктор разрешил мне вставать и передвигаться, я с величайшей опаской подходил к каждой двери, боясь нажать что-нибудь не то или сунуться туда, куда не надо. Тогда бы я, пожалуй, не смог толком и описать своих перемещений, так как не знал ни одного правильного названия того, что меня окружает. Теперь же я ориентировался на лодке не хуже любого из членов её экипажа и мог пройти хоть в первый, хоть в девятый отсек чуть ли не с закрытыми глазами, да жаль, мне в них нечего было делать… Однако бесконечно лежать на кровати было мне уже тоже невмоготу, и хотя бы раз в сутки я совершал обход территории.

Обычно я сначала шел к акустикам. Открывал дверь в первый отсек, благо, за месяцы пребывания на лодке я научился это делать почти автоматически: левой рукой кремальеру вверх, правой на защелку, дверь на себя — и вот я уже в первом. Справа по проходу висит кислородный газоанализатор — раз в сутки, когда снимается излишнее давление воздуха, накапливающееся при работе воздушных клапанов, происходит перепад давления — сто миллиметров ртутного столба за час. Газоанализатор таких перепадов не выдерживает и начинает показывать странную картину. Его стрелка начинает падать, и у смотрящего на неё создается жуткое впечатление, что в отсеке исчезает кислород. Прямо как в фантастическом фильме.

Дальше — лаз в трюм, где находятся помпа и забортные кингстоны. Слева дверь в гальюн и колонка пресной воды. Над головой люк на торпедную палубу, но туда мне нельзя — там торпеды.

Здесь же располагаются аккумуляторные ямы и гидроакустическая станция, где сидит Озеров. В первом же отсеке находится и один из аварийно-спасательных люков.

Посидев в акустической, поворачиваю назад. Во втором отсеке — центральный пост. В самом его центре — место командира, слева от него — пульт вахтенного офицера и механика, перед ними боцман на рулях, за их спиной вахтенный трюмный, слева по борту вахтенный БИП (то есть боевого информационного поста), за его спиной радиометрист и пульт ракетного оружия. Здесь очень похоже на внутренности космического корабля, как их обычно изображают в художественных фильмах… Вниз, по двум трапам, рубка гирокомпасов. Три шага вправо от неё — рубка вычислителей, дальше люк в трюм.

Над вторым отсеком — всплывающая спасательная камера.

Далее — третий отсек, в нем располагается штурманская рубка, пост химического контроля и стойки систем автоматики. В четвертом — жилые каюты, пульт управления реактором, камбуз и кают-компания: посередине — командирский стол, у правого борта — два офицерские, на стене — икона Николы Морского. Сюда же выходят несколько дверей различных специалистов.

В пятый и пятый-бис отсеки можно попасть только через тамбур-шлюзы: тут расположены реакторы. Палубы этих отсеков сделаны из нержавейки, воздух в них свежайший, как после летней грозы. Это из-за ионизации — гамма-излучение и нейтроны делают свое дело. Все стены увешаны вентиляторами, воздушными клапанами и кондиционерами.