Тень Лучезарного

Ближе к вечеру Аменс вновь забился в рыданиях, начал корчиться в углу, словно кто-то невидимый наносил ему удары, и только повторял раз за разом:

– Жаркая битва, жаркая! Жаркая битва!

– Что там, что? – трясла его за плечи Брита, пока он наконец не открыл глаза и не прохрипел чуть слышно: – Много смертей. Очень много смертей. Кровь заливает все. Там на юге. Может быть, и кто-то из друзей. Но я почувствовал Орса. Орса больше нет, Брита. Большого, доброго, честного Орса больше нет.

– Это все? – вздохнула она.

– Нет, – Аменса трясло. – Жаркая битва. Ох, как бы под это дело нас бы тут не затопили дерьмом просто так. В радость. Жаркая битва. Не только Орс. Не только. Слушай. Эофан, Диафанус, Сальд, Тианта! Их ведь только шесть осталось! Понимаешь? Только шесть!!!

– Слышала, – прошептала Брита. – Диафануса слышала. Мать заклинала этим именем. Пугала. Сальда, Эофана – не слышала. Тианта? Так не только Ярри? И она? Энки благословенный… Две девчонки, с которыми я не могла сладить в замке отца. С большим трудом держалась на равных, и обе мурсы… Как же так?

Она посмотрела на мешок с головами родителей.

– Табгес, – договорил Аменс. – Миг в миг с Орсом. Табгес. Магистр ордена Луны. Почти так же страшен, как Манин. Дорого Орс отдал свою жизнь, очень дорого.

– Кто-то дорого, а кто-то задаром, – прошептала Брита, не отрывая взгляда от страшного свертка.

О них и в самом деле забыли на несколько дней. На неделю или больше. Факелы перестали менять, и они сидели в темноте. О помоях приходилось только мечтать. Воды не было и раньше. Аменс уже начал посматривать в сторону мешка, когда факелы снова зажглись. Загремела железная решетка, в яму опустилась лестница.

– Вылезайте, – показалось лицо Русатоса. – Сегодня для вас все решится.

Таких, как Брита и Аменс, и мужчин и женщин, оказалось около тысячи. Они стояли на морозе во дворе замка, переминаясь с ноги на ногу. Мало кто из них выглядел так ужасно, как Брита и Аменс, но ни на одном из лиц не было радости.

«Воины, почти все воины, – подумала Брита. – Истерзанные, но не покалеченные. Некоторые со старыми шрамами. А ведь их отбирали… Что это будет?»

Всех без разбора их загнали в огромную кухню старого замка. Там уже стояли котлы с горячей водой, на лавках лежала простая одежда.

– Всем раздеваться! – орал Русатос. – Одежду и все, что есть, – в печь. Потом берете жидкость в корыте на руку, промываете голову и все прочее. Обливаетесь, подходите сюда, получаете одежду. И чтоб никакой вони! Сам император желает вас видеть! Но сначала будет еда! И тот, кто вымоется первым, первым сядет за стол.

– Неловко как-то, – тыкался в толпе за Бритой, прикрывая ладонью чресла, Аменс. – Конечно, в основном голые мужики, но все равно. Хорошо тебе, ты красавица, вон, даже эти бедолаги не сводят с тебя глаз.

– Успокойся, – сказала Брита, зачерпывая из корыта ладонью зеленоватый состав. – Поверь мне, может быть, ты и не силач какой, но и не развалина. А уж причинным местом можешь поспорить с половиной здешних голяков.

– Поспорить? – не понял Аменс.

– Мойся, – оборвала его Брита и сунула ему в руки то ли таз, то ли жестянку для клубней. – Я еще собираюсь как следует нажраться.

– Я бы тоже нажрался, – кивнул Аменс. – Только квача. Тиморского. Самого крепкого.

– Я тебе устрою, – пообещала Брита. – Дай только оглядеться на новом месте. Да что это?

Вся растительность, какая только была на теле, не промывалась едкой смесью, а смывалась начисто. Кухня наполнилась мгновенно облысевшими. Теперь уже стыдливость охватила едва ли не всех.

– Ну и ладно, – погладила голову Брита. – Но шапка теперь потребуется потеплее.

– Это точно, – кивнул, облившись водой, Аменс. – Хотя и тут ты впереди всех. Смотрю на тебя и думаю, что если красота женщины в ее волосах, то у тебя она не убывает и без них. Ты просто чудо, Брита. Смотрю я на тебя…

– Под ноги смотри, – посоветовала Брита. – Нос разобьешь.

Вскоре они вместе с такими же бедолагами сидели за длинным столом и отдавали должное печеным овощам с мясом.

– Не человечина ли? – начал было беспокоиться Аменс, но едва Брита показала ему баранье ребро, за его спиной раздался голос Русатоса:

– Скоро ты поймешь, доходяга, что если император велит есть человечину, то это и будет твоим счастьем. Даже если тебе уготовано в этой тысяче льготное место тысячного колдуна и лекаря. А если ты думаешь, что в личной императорской тысяче тебе не место, тогда думай сейчас, потом будет поздно.

Стоявшие вдоль стен зала воины Русатоса засмеялись.

– Мы будем стражами императора? – спросила Русатоса Брита.

– Вы будете счастливой подстилкой для настоящих стражей императора, – ответил ей Русатос. – Но я тебя успокою, вельможка. Вы будете самой счастливой подстилкой для настоящих стражей императора.