Тень мальчика

Но Хольмстрём, старый лис, немало повидавший на своем веку – все-таки много лет проработал в службе спасения, – придерживался другого мнения. Он считал, что это не алкоголь, а какие-то наркотические препараты. Анализ на содержание алкоголя в крови по непонятным причинам не сделали.

– Собственно, это еще ни о чем не говорит, – сказал Хирш и подлил Эве кофе. – Может и то и другое. Известно, что супруги Клингберг злоупотребляли спиртным и успокаивающими таблетками.

– Откуда это известно?

– Кое-что слышал… Говорили, началось все после жуткой истории с похищением их старшего сына. Им так и не удалось преодолеть потрясение. Начали пить, с каждым годом все больше и больше.

– Но ведь Хольмстрём не это имел в виду?

– Нет… ему показалось, что позы погибших, когда их нашли, неестественны. Как будто речь идет об инсценировке. И он подумал, что их вполне могли перенести в машину в бессознательном состоянии. То есть конечно уверенности у него не было, но мысль такая промелькнула.

– Но ведь ничто на это не указывало?

– Никто не знает. Полицейские сразу приняли версию самоубийства и натоптали там… как слоны в посудной лавке. Если даже и были какие-то зацепки, они их благополучно уничтожили.

Хирш продолжал рассказ. Он ездил на виллу в Юрхольмене, где жили Клингберги, потом пробовал поговорить с родственниками. Все уже вернулись в Стокгольм – и Понтус Клингберг с тогдашней женой, и патриарх Густав, и служанка, та самая, что хотела рассказать что-то Хольмстрёму, и Джоель Клингберг.

– На мальчика было больно смотреть… тринадцать лет, и никакие деньги в мире не могли его утешить. Подумайте сами: потерять сразу обоих родителей, да еще при таких жутких обстоятельствах… он был совершенно убит горем. Я пару раз попробовал спросить его, что он видел в то утро, но куда там… сразу срывался в плач.

Помолчали. Хирш посмотрел в небольшое окно на флигель во дворе. Внезапно исчезли сомнения, что ему и в самом деле девяносто – он как-то сразу устал и постарел, видно было, что старику нелегко копаться в памяти.

– И вот еще что… эти засосы на шее. И у того и у другого. Почему никто не попытался их как-то объяснить?

– Я тел не видел, – пожал плечами Хирш. – Только фотографии, и в протоколе вскрытия, и те, что сделали патрульные. Согласен с вами – откуда эти странные синяки?

– Значит, у вас были сомнения? Подозревали преступление?

– Не исключено.

– Но вам не позволили продолжать?

Он медленно наклонил голову.

– Начальство решило, что мои таланты нужны в другом месте. И потом… материала, чтобы оправдать продолжение расследования, было и в самом деле с гулькин нос. Никаких прямых доказательств. К тому же мнение Густава Клингберга весило немало – у него были знакомые и в полицейском начальстве, и выше, в правительстве. Он был совершенно сломлен. Сначала теряет внука, потом младшего сына с женой. Он не хотел ни журналистских, ни полицейских расследований. Решил, что достаточно. Его можно понять – старался защитить внука, Джоеля. Тот был на волос от психического срыва, и Густав…

Хирш запнулся, но, посомневавшись, продолжил:

– У Густава были странные фантазии – якобы над его родней тяготеет проклятие. Сын с женой, внук девять лет назад… И он считал, что лучше всего помалкивать, охранять семейную жизнь от посторонних глаз и ушей. Не искушать судьбу.

– А вы так и не узнали, что хотела рассказать Хольмстрёму служанка?

– Так и не узнал… Знаете, как говорят на идиш, – он произнес короткую фразу на непонятном, но каком-то веселом и забавном языке. – История без конца, как обед без сладкого. Эта заноза сидела довольно долго – что же она хотела рассказать?

– А сами вы с ней не говорили?

– Говорил.

– И?

– И ничего. Разве что… про суеверия Густава насчет проклятия, лежащего на его семье. Это я от нее узнал. Он даже свои носовые кровотечения списывал на проклятие. Мне было ясно – что-то она скрывает, но едва я чуть поднажал, вообще замолчала. Ни слова.

– А как ее звали, вы, случайно не помните?

– Почему же не помню. Помню. Сандра Дальстрём. Тогда еще совсем молодая женщина. После смерти родителей Джоеля воспитывала именно она.

Он проводил ее до вестибюля с аквариумом с цихлидами. Людей заметно прибавилось, приближалось время ланча. Старики в кипах, многих катили в креслах-каталках, ярко одетые старушки несколько экзотического вида. Странная смесь языков – польского, идиш, шведского, английского. Почему-то им всем было весело.

У дверей толпились посетители, многие пришли с детьми – навестить бабушек и дедушек. Один из молодых пап чем-то напомнил ей Катца.

Она села в машину и повернула ключ зажигания.

О Данни ни слуху ни духу, но пока его не нашли. Пока на свободе. Она не могла сдержать восхищения.

Но кто-то ему помогает. Может быть, Йорма?

Посмотрела «желтые страницы» в Интернете – есть такой. Йорма Хедлунд. Живет в Мидсоммаркрансене. Два года назад вышел на свободу. Срок отбывал в тюрьме в Норртелье. Три года за соучастие в вооруженном грабеже.