Тень мечей

— Сарацинские болваны, я — Ричард Львиное Сердце, граф Анжуйский! — воскликнул Уильям. — Ни одному язычнику не выпадет честь взять меня в плен.

И рыцарь поскакал в дюны, в противоположную от короля сторону. Мусульманские солдаты, стремясь захватить человека, который, как они думали, являлся повелителем их врагов, бросились за Уильямом.

Вскоре Уильям исчез.

Ричард увидел, как выживший тамплиер, скакавший рядом с ним, спрыгнул с бежавшей галопом лошади и опустился в седло Ричарда, искусно выполнив прыжок, который он, вероятно, никогда не сможет повторить, но за который его, несомненно, будут до конца военной карьеры уважать товарищи. Этот рыцарь схватил поводья лошади и поскакал с раненым королем прочь из пустыни Негев, в лагерь крестоносцев, разбитый неподалеку от тлеющих руин Аскалона.

Глава 56 ПЛЕННИК

Аль-Адиль в напряженном ожидании сидел рядом с братом. Весть о том, что Ричард Львиное Сердце захвачен в плен оставшимся в засаде отрядом Саладина, пронеслась по Иерусалиму, словно пожар. Короля под неусыпным надзором везли во дворец, поскольку он отказывался говорить с кем-либо, кроме самого султана.

Султан велел усилить охрану вокруг Священного города. Никто не знал, что предпримет армия крестоносцев, узнав, что их король взят в плен, а их планы по захвату Египта провалились. Многие придворные надеялись, что двойной удар наконец-то подорвет боевой дух врагов и те просто сядут на корабль и отправятся домой. Но аль-Адиль не верил в это ни на секунду. Вероятнее всего, враг предпримет отчаянное, решительное наступление на Иерусалим. Эти фанатики бросят все имеющиеся силы на Священный город, ввязавшись в окончательное сражение, исход которого трудно даже предсказать.

В зале правосудия повисла напряженная тишина, таившая в себе предчувствие неминуемой гибели, когда все придворные Саладина выстроились в ряд при полном параде, чтобы приветствовать короля неверных. Аль-Адиль знал, что его брат строго придерживался протокола, особенно когда дело касалось монархов, но лично он больше всего хотел перерезать горло этому королю-мальчишке, который причинил его народу столько вреда. Кровь Акры и Арсуфа не может остаться безнаказанной.

В прихожей раздался звук гонга, и с каждого парапета в замке ему эхом отозвались трубы. Аль-Адиль взглянул на Саладина, который выпрямившись сидел на троне. В ожидании встречи со своим заклятым врагом он был совершенно бесстрастен — на его лице не дрогнул ни один мускул.

Массивные серебряные двери в зал распахнулись, и стражи тут же вытянулись в струнку, когда молодой командующий отрядом победителей, ассириец по имени Камаль ибн Абдул Азиз, гордо шагнул вперед. Храброго парня уже считали одним из настоящих героев войны, и аль-Адиль нисколько не сомневался, что этот счастливчик будет стоять на плечах своей невероятной победы всю оставшуюся жизнь.

Придворные затихли в суеверном трепете, когда увидели идущего вслед за Камалем высокого человека в сияющих латах и сверкающем золотом нагруднике. Все вытянули шею, чтобы разглядеть, как выглядит этот мальчишка-король, но его лицо все еще скрывал тяжелый шлем.

Камаль низко поклонился султану, а потом с дерзкой самоуверенностью, свойственной молодежи, которая случайно снискала славу, вскинул голову.

— Сеид, позволь тебе представить твоего уважаемого противника, короля Ричарда Плантагенета, графа Анжуйского, короля Англии и Франции.

Саладин не шелохнулся. Он, словно ястреб, смотрел на своего противника. Аль-Адиль заметил странное выражение на лице брата. Что тут смешного?

Человек в доспехах шагнул вперед и встал прямо перед султаном. Поднял шлем и показал лицо.

Это оказался сэр Уильям Тюдор, рыцарь, который служил эмиссаром у Ричарда и приезжал умолять султана спасти жизнь своему королю.

Все присутствующие в изумлении открыли рот. Придворные переводили взгляд с Уильяма на султана, а затем на молодого Камаля, который явно был сбит с толку неожиданным потрясением, охватившим всех присутствующих.

И тут, к удивлению аль-Адиля, Саладин рассмеялся. В его смехе не было ни иронии, ни злости, лишь искреннее, неподдельное веселье от нелепой ситуации. Аль-Адиль почувствовал, как от заразительного до боли в животе смеха султана испарилась его собственная ярость, и вопреки своей воле присоединился к всеобщему неуемному веселью.

Смех быстро охватил весь двор, круша цепи ужасного напряжения, страха и ожидания, которые сковывали грудь собравшихся.

Именно в этот момент аль-Адиль понял, что посреди войны и безумия ничего другого не остается, как смеяться над крайней нелепостью человеческой природы.

Лишь два человека не поддались всеобщему веселью — озадаченный Камаль, который продолжал считать, что поймал золотую рыбку, и сэр Уильям, который мужественно стоял, высоко подняв голову. Наконец даже рыцарь не смог сдержать улыбки.