Тень мечей

Ясмин вышла из горячей ванны. Эстафан по привычке отвернулся, хотя, будучи кастратом, он едва ли мог получить удовольствие от любования совершенной фигурой султанши. Его госпожа потянулась за льняным полотном и прикрыла свою роскошную грудь, а наложница-африканка начала расчесывать гребнем из слоновой кости черные как смоль волосы.

Ясмин воздела глаза к потолку — она часто делала так, когда над чем-то размышляла. Она вглядывалась в украшенные фресками высокие арки над головой, но ее голова была слишком занята другим, чтобы обращать внимание на искусно выписанные полевые цветы, на их усыпанные рубинами и сапфирами лепестки. Как бы там ни было, она видела и не такие шедевры в отцовском дворце в Дамаске, ее мало интересовал простоватый левантийский [43]стиль. Сейчас ее заботили совершенно другие вещи.

Султанша не любила перемен, хотя и понимала: такова природа вселенной. Но появление возле мужа новенькой красавицы заставило Ясмин пересмотреть тысячу и одну стратегию, уже давно разработанные ею, чтобы держать гарем и весь двор под контролем. В определенной мере она радовалась неожиданным поворотам судьбы, которые неизбежно заставляли быть начеку. Как и ее супруг, она быстро уставала от легких побед.

— Вероятно, она не больше чем мимолетная прихоть, — презрительно произнесла султанша. — Тем не менее я хочу, чтобы ты не спускал с нее глаз. Если они встретятся еще раз, я должна в течение часа знать подробности.

— Воля твоя, моя госпожа. — Евнух низко поклонился Ясмин.

Султанша махнула рукой, чтобы он шел прочь, и Эстафан тут же встал и ретировался, благодаря Аллаха за то, что во время аудиенции обошлось без потерь — больше ему ничего не отрезали. Ясмин все свое внимание обратила на Михрет, очаровательную служанку-нубийку. Девушка украдкой, словно пантера, подошла к госпоже и стала массировать напряженные плечи Ясмин. Михрет всегда точно чувствовала, что необходимо султанше.

— Я знаю мужа. Он как ребенок. Если ему отказать в игрушке, он будет по ней тосковать, — заявила султанша.

Михрет откинула со лба густую прядь и посмотрела султанше прямо в глаза — такая дерзость озадачила бы стороннего наблюдателя. Для любого человека, кроме самого султана, считалось преступлением любоваться прекрасными чертами Ясмин. Если бы султан только знал, что Михрет и Ясмин виновны в преступлениях более тяжких, чем неповиновение дворцовому этикету!

— Тебя расстроило известие об этой еврейке, — мягко заметила Михрет голосом, который так любила султанша. Ясмин часто казалось, что эта наложница с тонкими пальцами и изящными бедрами знает ее лучше, чем кто бы то ни было, включая саму султаншу. Ясмин привыкла к уединению, привыкла держать все в себе, не испытывала желания поделиться с другими своими мыслями, особенно с постоянно отсутствующим мужем. Но жизнь изменилась с тех пор, как Саладин купил на невольничьем рынке в Александрии красавицу нубийку и подарил ее жене на юбилей. Девушка обладала живым умом, и они много часов проводили за разговорами. А нежные прикосновения нубийки пробудили в Ясмин чувства, на которые, по ее мнению, она уже была не способна.

— Я просто заинтригована, — ответила султанша. — Ни одна женщина еще не устояла перед Салах-ад-дином ибн Айюбом. За исключением одной.

— И кто это был? — Михрет продолжала вести себе по-детски непосредственно, и Ясмин, знавшая, что это умелое притворство, тем не менее всегда умилялась поведением наложницы. Чернокожая девушка не уступала ей умом, однако никогда не забывала об изысканной любезности, о ежедневных проявлениях наигранного невежества, дававшего госпоже возможность греться в лучах собственного превосходства.

— Я, разумеется. Именно поэтому я и являюсь его любимой женой. Воины любят, когда им бросают вызов.

В памяти Ясмин вспыхнули непрошеные воспоминания о том, как она бродила в отцовских садах в Дамаске. Цитрусовые деревья и заросли жасмина купались в лучах заходящего солнца. За рядом стройных тополей возвышался купол великой мечети Омейядов, где пять столетий назад Муавия провозгласил себя халифом вопреки притязаниям Али, зятя Пророка. Высоко на мраморной стене висели огромные часы: циферблат выше человеческого роста, вместо цифр — бронзовые соколы, расположенные по кругу Когда солнце скрылось за горизонтом, раздался звон колоколов и мерцающее сияние темно-красных ламп осветило часы. Был последний день Рамадана. Ясмин отважилась побродить по саду, чтобы хоть одним глазком взглянуть на серп молодого месяца, который ознаменует начало Ураза-Байрама. [44]