Тень мечей

—  Я посылаю тебе немного золота из сокровищниц халифата, а также немного снега с высокогорных вершин моего родного Кавказа. Надеюсь, он охладит твой пыл в этом жарком климате… — Герольд сконфуженно взглянул на своего повелителя Конрада. Утверждение о том, что этот таинственный контейнер может в течение нескольких месяцев сохранить снег, казалось нелепым и совершенно лишало присутствия духа, а Уолтер не любил приносить такие странные вести. Он полез за пазуху и достал маленькую пурпурную фляжку с серебряной крышечкой, усеянную бриллиантами. Не успел он протянуть фляжку Конраду, как Ричард вдруг резко подался к нему. Английский король дрожащей от неизвестного недуга рукой открыл-таки фляжку и понюхал содержимое, а Уолтер продолжил читать:

—  …исконно палестинский напиток, который должен тебе прийтись по вкусу. Он называется шербет. — Уолтер запнулся, набрал в грудь побольше воздуха и закончил послание: — Наслаждайся пребыванием на нашей земле. Жаль, что оно будет таким недолгим.

Ричард отбросил фляжку, даже не отведав заморского напитка, который, как решили все присутствующие, был отравлен. Фляжка покатилась по грязному полу шатра, и на выжженной земле расплылось кровавое пятно. Молодой король с заметным усилием поднялся и, повернувшись к Уильяму, который разглядел в налитых кровью глазах Ричарда неподдельную ярость, хрипло произнес:

— Он издевается надо мной…

Уильям не знал, что ответить своему господину, но решил, что в первую очередь следует успокоить и уложить его в постель, где им уже займутся врачи. Черт бы побрал этих людишек! Почему до сих пор не позвали лекаря?

— Не думаю, что таково было намерение султана, сир, — медленно проговорил Уильям, подходя к больному королю. — Насколько я успел заметить, он человек чести.

Конрад де Монферрат, с трудом оторвавший взгляд от сокровищ, засмеялся. Это был ужасный сиплый смех, в котором сквозило презрение и недоверие.

— У безбожников нет чести, — сказал Конрад, обращаясь к своим военачальникам, и те невольно зашумели в знак одобрения. Уильям почувствовал, как кровь прилила к лицу, и он произнес, прежде чем благоразумие обуздало его порыв:

— Суди о своем противнике по тому, каков он есть, а не по тому, сир, кем он видится тебе. — Голос Уильяма был под стать ледяному взгляду, которым он наградил Конрада. — Нельзя победить того, кого не понимаешь.

Оскорбленный Конрад шагнул вперед, накрыв ладонью ржавую рукоять меча, и на мгновение Уильям пожалел, что не прикусил вовремя язык. Этот человек — по крайней мере, теоретически — был королем. Пусть титул и номинальный, но даже Ричард не в силах оградить Уильяма от последствий, которые может иметь оскорбление монарха.

Если Конраду и Уильяму и суждено было опуститься до рукоприкладства, то не сегодня вечером. Вмешалась судьба, и внимание всех присутствующих обратилось от стычки двух дворян к неуклонно ухудшающемуся состоянию здоровья находящегося рядом с ними монарха, чей титул не вызывал сомнений. Когда Ричард подошел к меньшему сундуку и в замешательстве опустил руки в снег, его ноги подкосились и он упал на колени.

— Милорд! — Уильям тут же подскочил к королю, ругая себя на чем свет стоит за то, что тратил время попусту на перепалку с высокомерным претендентом на трон, в то время как его господин был явно болен и нуждался в лечении. Пока испуганные военачальники наблюдали за происходящим, Уильям опустился на пол и прижал тело Ричарда к себе. В объятиях Уильяма тело короля размякло, и рыцарь понял, что его господин потерял сознание. Уильям пощупал взмокший от пота лоб короля.

— Он весь горит, — в отчаянии произнес Уильям, в глазах которого читалась мольба о помощи. Но никто не пошевелился. Он встретился взглядом с Конрадом, и на секунду ему показалось, что на губах маркграфа играет едва заметная улыбка. От негодования в жилах Уильяма вскипела кровь. Что за люди эти франки? Они радуются беде, что приключилась с их братьями-христианами? Их спасителями?

— Это сыпной тиф, — сказал Конрад и с утомленным видом отвернулся от Уильяма. — Из-за этой болезни мы потеряли много солдат. Дни вашего короля сочтены.

Конрад воззрился на сундук, набитый мусульманским золотом, и стал рассматривать шестиугольную монету с арабскими письменами и хаотично разбросанными геометрическими символами.

Ярость Уильяма грозила вылиться в самоубийственную лавину проклятий на голову бессердечного правителя франков, но он почувствовал, как Ричард пошевелился, и тут же все внимание сосредоточил на своем господине.

— Сир, можешь говорить? — Уильям вглядывался в покрасневшие глаза Ричарда, но в них не было узнавания. Потом зрачки короля сфокусировались на Уильяме и он слабо улыбнулся.