Тень мессии

Смерч получился худеньким, почти безобидным. Больше всего он походил на стройную статуэтку, выточенную из цельного куска оникса. Изящная фигурка, перетянутая в талии серебряным ремешком, с ожерельем жемчужных бус. Там, где он касался заиндевевшего тумана, податливая субстанция рассыпалась, оставляя после себя отливающие перламутром облачка.

Достигнув барьера, и без того тоненький столбик вытянулся еще больше, заключил Наблюдателя в кольцо. Хлипкое — коснешься, и двухцветная змейка разорвется, осыплется дождем фольги и сажи.

На мои действия Наблюдатель никак не отреагировал. Окружавший его щит также не претерпел изменений. Я потянул за хвост вихря-змейки, заставил ее сжаться.

Тьма коснулась тьмы. Как и в прошлый раз, Тени слились, утонув друг в друге. Затем пришел черед серебра.

Судорога Наблюдателя была столь сильной, что даже я почувствовал отголосок чужой боли. Там, где серебряные нити коснулись барьера, монолитная антрацитовая поверхность покрылась сморщенными серыми чешуйками, словно обычная стена, едва прикрытая высохшей, облупившейся краской.

Пам-там! Там-пам! Я заставил барабаны звучать громче. Теперь это был не просто военный марш — боевой клич, способный обратить противникам бегство.

Нити стали толще. Закружили быстрее. И с каждым новым витком циркулярная пила все глубже входила в казавшийся неразрушимым щит. Возник и улегся снегопад пепла: вальсирующая с белыми нитями Тень, учуяв доступную добычу, не жуя, глотала серые хлопья.

— Олег был прав. — Несмотря на все новые волны боли, голос Наблюдателя не изменился ни на йоту. — Ты действительно уникум. Удержать в себе два противоречащих принципа… Жаль, это ничего не изменит.

Я не ответил, продолжая затягивать удавку.

— Ты не успеешь, Геннадий. — В механическом скрежете мне почудилась снисходительная жалость. — Совсем немного. Будь Тень одна, ей понадобились бы месяцы. Теперь, после того как трансформация вступила в активную фазу, хватит и дней.

— Хватит на что?! — Вступать в дискуссию было глупо, но я не сдержался.

— На поглощение. — Сочувственные интонации были невыносимы, главным образом потому, что я верил в их искренность. — Нельзя прикоснуться к тьме и остаться незапятнанным. Тем более что ты проецировал Тень в десятки раз чаще, чем того требовали обстоятельства. Ты уже не в состоянии ее контролировать.

Землянин, когда ты последний раз по-настоящему чувствовал, по-настоящему жил? Не ненавидел, не злился… испытывал эмоции, не связанные с разрушением? Когда? Не вспомнишь — осталась только пустота. Будь время, Тень выжгла бы тебя изнутри. День за днем. Кусочек за кусочком.

Уже сейчас из твоих поступков уходит логика. С каждым днем поведение становится все более хаотичным. Нет последовательности, нет морали, нет страха и жалости. Кукла которую дергают за нити случайные прохожие. И это только начало. Вслед за целостностью и чувствами ушли бы мысли, стерлись привычки, растаяли воспоминания. Последним сгорело бы тело — исход один.

Впрочем, это не важно. От нескольких месяцев агонии ты отказался, инициировав активную трансформацию. Живший в тебе зародыш скоро окрепнет, и тогда…

— С каких пор во мне живет зародыш?!. — Вопрос вырвался сам, и внезапно я понял, что знаю ответ. Правду, выбивающую из-под ног последнюю опору. — Кия…

— Нет. — Теперь в голосе Наблюдателя была усталость. — Раньше. Станция на Ааре — огненный зал с мечущимися огнями. Позже, на Эроне в лабораториях Дзорта, произошло закрепление. Там ты впервые встретился с жизнеформой лицом к лицу. Там брошенное в тебя семя получило подпитку. Остальное — Кия, Аури, элианка Айя — лишь подстегивало развитие эмбриона. Последний шаг…

Договорить он не успел. Серебряная змейка совершила еще один оборот, и скрывавшая Наблюдателя скорлупа беззвучно раскололась. Тень, заметившая брешь в обороне противника, метнулась вперед, втянулась в образовавшуюся трещину. А затем одна из узловых точек психополя Гарта, только что бывшая вместилищем сознания Наблюдателя, взорвалась.

Удар был страшен. Невесомый податливый туман, хрупкий даже в замороженном состоянии, приобрел твердость стали. Я почувствовал себя мошкой, по глупости опустившейся на наковальню. А секунду спустя молот ударной волны расплющил меня в тонкий кровавый блин.

Опора, за которую цеплялось сознание, исчезла. Короткое падение, мокрый шлепок — и соленые объятия. Меня вышвырнуло с верхнего слоя пси-поля, и вывернутый наизнанку океан с радостью принял жертву.

Ослепший и оглохший, я судорожно забарахтался в ловушке водоворота. Верх-низ, плотно-разреженно — все ориентиры утратили смысл. Не знаю, удалось бы мне выбраться, или бушующая стихия окончательно расплела бы личность на составляющие. Однако ангел-хранитель не собирался проводить чистый эксперимент, хотя и церемониться не стал — дал увесистого пинка под зад, протолкнув меня еще дальше.

Новое падание — и жесткая посадка в камере-одиночке, в сравнении с которой самый тесный карцер — бескрайнее поле.