- Его высокоблагородие, Иван Ильич приказали, что б, мол, дух боевой поднять. Это от мастеровых Златоустовской фабрики воинам русским в залог победы, значит. Ну я и скумекал, на свой вкус. Мало ли что пост. На войне всё-таки. Там ещё конфеты, орехи, изюм с сухофруктами. И по списку я всё, как положено купил. Из своих немного добавил: чеснока четыре фунта, два фунта чая, фунт кофе; перцу, соли и сахару понемногу.
- Из своих что ли, Гаврила? - недоумённо переспросил Демьян.
- Ну и что? Я же с вами кормлюсь? А сам ещё не на довольствии.
- Чеснока-то зачем столько? Да и кофе? Не графья ведь...
- За чеснок спасибо скажете, когда на одной брюкве да каше жиденькой воевать придётся. В тайге, в дальнем походе чеснок первое дело. От цинги, да от тоски. Не кору же варить. А кофе. В караул там, али в ночь на посту, чтоб не спать: разжуёшь пару зёрен, всё полегче! - я улыбнулся.
- Я ж говорил, Гаврила - голова! - влез рыжий Семён.
- Ладно, поглядим потом, - с сомнением качнул головой младший унтер, - сапоги-то прикупил себе, тетеря?
- А то! - я вытащил свою гордость из сумки, вывалив заодно и жилетку с лопатками. На охотничий лапсердак никто не обратил особого внимания, а на лопаты санитары уставились и, не удержавшись, захохотали. К ним присоединился и Демьян.
- Ты чего, Гаврила, лопат столько накупил? Двумя руками от немца закапываться собрался?
- Ничего, господин младший унтер-офицер, завтра с утра наточу их и покажу, куда закапываться собрался.
- Ну-ну, - Демьян держал в руках сапоги, рассматривая и чуть ли не пробуя на зуб кожу, - знатные, Гаврила, ох знатные. Не фасонистые, а по делу. Вот еж ли б так солдатские шили. Эх! Тока гляди за ними в четыре глаза, охотник. Уж больно хороши. Ещё попятит кто. Наши-то ещё ничего, а вот на переформировании или переброске войск гляди в оба. Там это как за игру али за лихое баловство считается.
- Ничо-ничо, пусть попробуют! - отмахнулся я.
- Это чо и всё, что себе взял? На обзаведение? - тряхнул унтер мою пустую суму.
- А чего ещё? Всё равно в Самаре казённое выдадут. Пара белья да портянок у меня есть. Переживу.
- Э, нет паря, так нельзя. Чего ж так-то... - почесал затылок Демьян, - ладно, за обчество ты отработал правильно, за что тебе поклон, артельщик. Тока в следующий раз, прежде чем своё тратить, подумай хорошенько. Деньга она береженье любит. Смекаешь?
- Смекаю, - пожал я плечами.
- Тогда, чтоб запомнил, вот тебе и от меня спасибо, - младший унтер-офицер вытащил из-под своей койки рундук и открыл его, - вот, держи, запасная у меня была. Ещё в Минске брал в еврейской лавке. Сносу не будет.
Я открыл кожаный вытянутый футляр, в котором покоилась опасная бритва с рукоятью из перламутровой кости и клеймом MARX & C. Solingen на лезвии.
- Не то ходишь, как ёж, али вахлак из лесу. Непотребно для русского солдата!
- Но это ж...дорого, - попытался я возразить.
- Не дороже денег, Гаврила.
- Спасибо, братцы, - я встал и не поленился поклониться в пол. Не знаю, откуда это ко мне пришло, но в вагоне одобрительно загудели. Со всех сторон потянулись руки: кто совал пару чистых портянок, кто практически новую исподнюю рубаху...
Семён протягивал на ладони искусно вырезанную из цельного дерева плошку с помазком из конского волоса. Я заинтересовался поделкой:
- Сам сделал?
- А то, - ответил за него Демьян, - рыжий у нас и швец, и жнец. А знаешь, как он на балалайке могёт? Душа плачет.
- Сыграешь? - подмигнул я Семёну.
- Поздно уже. Завтрева. Пойдём, перекурим перед сном, - лицо санитара было серьёзным.
- Так я ж не курю.
- Ничо, постоим, поокаем...
Солдаты, разобрав и устроив припасы и вправду готовились ко сну. Лишь часовой с трёхлинейкой пристроился в тамбуре. Интересно, дотерпит до полуночи или заснёт раньше?
- Не выстужайте, ироды! - поторопил он нас.
Снег на улице прекратился, небо очистилось, на станции зажглись газовые фонари, светились несколько окон самого вокзала.
- Надо идти, Гаврила, - прервал мои наблюдения Семён.
- Куда...а-а-а, - я совсем забыл о сегодняшней встрече у водной станции. Со всеми этими заботами. Нда-а...как некстати. И не откажешься.
- Ты никому не сболтнул?
- Могила...
- Хех, позитивненько!
- Чего?
- Ничего, шагай давай. Как придём, станешь у предпоследнего вагона. Крикнешь, если кто появится из офицеров или жандармы
- Чего кричать-то?
- "Шухер" или "атас", на твой выбор.
- Чего?
- Ничего, кричи: "Пожар! На станции пожар!" Это больше всего сбивает с толку.
- А, понятно.
Мы проходили вагон за вагоном. Почти все двери тамбуров были плотно закрыты. Мороз с наступлением ночи крепчал, свежевыпавший снег вкусно похрустывал под ногами. Последние вагоны эшелона были товарными с опломбированными замками и со знакомым клеймом Златоустовской фабрики, отпечатанным чёрной краской рядом с инвентарными номерами.
Сюда свет газовых фонарей уже не доставал, но наступившая ночь была лунной, а отражавший свет снег позволял видеть не только силуэты и контуры предметов.
Нас уже ждали. Вернее, меня. Так как Сёма, как и было договорено, укрылся у предпоследнего вагона.