Тень Миротворца

А если нет, то давай-ка ты, Гавр, делай, что должно. Меньше рефлексируй. И случится то, чему суждено. А уж там поглядим, господа Хранители, чья возьмёт. Ну не убил бы ты тех немецких солдат вчера, кто поручится, что они не погибли потом? Раньше надо было сомневаться, ещё когда с Елисеем договаривался. А теперь раз уж взял карты в руки — играй!

И от этой вполне очевидной мысли внутри словно лопнул тугой обруч, стягивавший грудь и не дававший вдохнуть в полную силу последние недели. Стоит признаться, что визит ночного гостя поначалу смутил меня своей неопределённостью и полунамёками, за которыми я сразу не заметил толстого намёка: всё, что было сказано мне через посредников Хранителями не суть истина. Я, конечно, не страдаю манией величия и не считаю, что со мной должны быть откровенны во всём, но, похоже, и в главном вопросе меня, мягко говоря, проигнорировали. Ну а поскольку в игре участвует теперь не одна заинтересованная сила, мы имеем конфликт интересов. Это, лишь на первый взгляд, кажется, что спорные вопросы лучше решать полюбовно, в спокойной обстановке.

Только истинный Миротворец знает: хочешь радикального решения — действуй в зоне конфликта. Даже большевики, всю свою историю ратовавшие за мирное сосуществование, не чурались крайних мер. А уж эти ребята толк в достижении своих целей знали. Так почему бы мне, исполнителю, не заручиться поддержкой кого-то ещё, соизмеримого по силе с Хранителями, дабы безусловно гарантировать сохранение жизни жене и дочерям? А для этого, помимо выполнения задания, я должен как минимум собрать как можно больше информации.

Как? Где и когда? Пока толком и не знаю. Но уверен, что после обнаружения Демиурга нельзя ни в коем случае сразу отдавать его Страннику, поскольку факт его обнаружения и моего контроля над ним — есть веский довод торговаться. На моей стороне достаточный опыт ассимиляции в этой реальности, против меня — время, оставшееся физической оболочке носителя, которая с каждым днём всё ближе к полному разрушению. Значит, первоочередная задача — добыть Демиурга — остаётся прежней. И не просто добыть, а найти быстро и доставить в Варшаву. Как только этот анавр будет под контролем, появятся варианты.

Я очнулся от цепи рассуждений, услышав лёгкое посапывание слева: князь так и заснул с железной кружкой в руке и недопитым чаем, откинувшись на штабель ящиков. Мда, Иван Ильич, ушатали вас сегодня последствия ночного боя.

Аккуратно, придерживая голову доктора рукой, уложил коллежского асессора на ящики, подложив лежащий тут же полупустой вещевой мешок ему под шею. Ночь выдалась не по-весеннему тёплой и безветренной. На дождь не было ни намёка.

Эскулап прекрасно выспится на свежем воздухе, надо бы только предупредить кого из госпитальных, чтоб одеяльцем накрыли.

Первые же минуты поиска неожиданно столкнули меня с Ольгой Евгеньевной, выходящей из операционной палатки, из-под открытого полога которой бил довольно яркий свет двадцатилинейных керосиновых ламп.

— Герр Пронькин? — от неожиданности её голос слегка дрогнул и, смешавшись, она постаралась скрыть неловкость и смущение: отвернулась, будто бы поправить ремешок санитарной сумки. Но света хватило, чтобы рассмотреть порозовевшую кожу щёк. Вот тебе и раз! Железная мадемуазель чем-то смущена?

— Баронесса! Как удачно я на вас наткнулся. Там Иван Ильич прямо за вечерним чаем заснул. Совсем умаялся наш доктор. Я его устроил на ящиках, ночь тёплая, но…

— Я поняла, — прервала меня старшая сестра милосердия. С появлением конкретной цели к ней быстро вернулось самообладание, — Дашенька! Там Иван Ильич под навесом, прихватите, будьте любезны, его шинель и одно из одеял, да поаккуратнее, не разбудите!

Из палатки вынырнула низенькая плотная сестра милосердия, мазнула по нам остреньким взглядом и засеменила к навесу, зажав под мышками требуемое.

На несколько минут повисла неловкая пауза. Мне было вполне очевидно, что Ольга не спешит уходить, а я никак не мог найти повода продолжить беседу. В голове крутились какие-то дурацкие мысли о том, что она, наверное, устала и я её задерживаю. А также, что у меня совсем нет желания спать, а хочется совсем другого. И плевать, что баронесса, и вокруг, на минуточку, война идёт, господа, а телу двадцатитрёхлетнего прадеда осталось жить от силы месяц-два! Тем более, хочется! Говорят, ожидание смерти обостряет все чувства и инстинкты.