Тень Миротворца

— Вот это да! — вырвалось у меня. Хотя прекрасно понимал, что процесс адаптации мог вызвать подобную встряску организма, я всё же представил, какое это впечатление вызвало у окружающих. Здоровый молодой человек собрался на войну, а тут такое…

— То-то и оно, паря! Душа в чём только держалась. Отслужил я всё по чину. Оно хорошо бы поболее служителей Господа, да Великий пост как-никак и ещё война. Едва закончил, а ты и успокоился, испариной пошёл. Жар и упал. А ты заснул почти на седмицу. Марфа все дни за тобой ходила, мыла, поила сонного. Вдова она. Мужа ейного ещё осенью убили на фронте. А она мне в храме помогает да молится кажный день. Хорошая женщина. Вот и тебя выходила.

Что-то подобное я и ожидал услышать, хоть и удивился про себя. В моём времени, чтобы чужая женщина незнакомого умирающего парня выхаживать взялась, да ещё и в доме своём приютила — сюжет скорее для сериального мыла, чем из реальной жизни.

— Как думаете, отец Афанасий, если я её деньгами отблагодарю, сильно обидится?

Священник внимательно посмотрел на меня.

— А и отблагодари, Гавриил. Хорошее дело. Трое у неё, мал мала…а кормилец-то, Царствие ему Небесное, эх, — Афанасий перекрестился, — тут вот ещё, обчество, ну, ополченцы, что с тобой в вагоне ехали, деньги тебе на гроб, да на отпевание собрали. Не приложу ума, что с ними-то делать? И фельдфебель из полковой кассы тоже пять рублёв выписал, хоть вроде как и не положено. Присяги-то ты не давал ещё.

— А можно их тоже Марфе Кузьминичне? — вырвалось у меня. Удивила и честность священника. Он хоть и служитель божий, но тоже ведь человек. Никто кроме него не знал про эти деньги. Хм, что-то мыслю всё больше категориями своего времени. Пора бы начинать обвыкать. Эдак я каждого второго в непорядочности стану подозревать. А насколько мне известно, это время всё ещё славится понятиями слова и чести. В определённом кругу, конечно, но и среди простого люда… Я с удивлением почувствовал, что краснею и, сделав над собой усилие, поднял взгляд на отца Афанасия.

Тот глядел на меня с лёгкой улыбкой, будто все мои внутренние переживания прочёл как раскрытую книгу.

— Эх, паря. Это с кем же тебя судьба сводила, если служителю Господа доверия нет? Или в вере слаб стал? И с такою ношею на войну? Да… — Афанасий покачал головой, — что солдатке деньги отдать решил, то благое дело. Всё одно сам скоро на казённый кошт встанешь. Аль передумал, а, Гавриил? Имя-то какое, знаешь, что означает?

— Сила Бога или мощь Бога. И я не передумал.

— Хорошо, коли так. А у имени и другое прочтение есть. Помощник Бога, поддерживающий Бога. Вот оно как, Гавриил. Без тебя, значится, никак. Надёжа и опора. Ты помни об этом.

— Буду, отец Афанасий.

— Благое дело, а теперь, Гавриил, давай помолимся и поблагодарим Господа нашего о спасении твоём. Всё в руке Его, — священник встал и развернулся к образам.

Нужно было срочно что-то делать. Этой проверки я уж точно не пройду.

Я бухнулся на колени и, размашисто крестясь, взволнованно заговорил:

— Отец Афанасий. Простите, не могу врать. Не знаю ни одной молитвы, не учён. Дядька, как с войны пришёл, в церковь зарёкся ходить. А сам я ещё в беспамятном детстве ещё при живых родителях последний раз в храме был. Простите, отец Афанасий!

В горнице повисла такая тишина, что слышно было как за окном, где-то далеко-далеко на улице скрипит колодезное колесо.

— Вот оно как… — голос отца Афанасия был на удивление спокоен, — а я-то гляжу, щепотью крест накладываешь, благословенья не просишь. На руке-то что за письмена, бесовские?! — на этот раз голос священника загремел, куда и хрипотца подевалась.

Я похолодел, вспомнив о татуировках.

— Так-то я по глупости, по молодости. Пьяный был. В Томске, у местных китайцев на спор сделал. Наудачу, на здоровье. Обереги охотничьи! — выпалил я скороговоркой.

— Ох, мне. Гавриил, ещё и этот грех! Тело — сосуд души, а ты его поганишь! Неужто не знаешь, что душу свою подчиняешь неведомо кому знаками этими?

— Не знал… — прошептал я, поражаясь мысли о том, что отец Афанасий и сам не знает, как близко он оказался к истине.

— Не знал он… — священник молчал целую минуту. Я не вставал с колен, ожидая вердикта. И он не заставил себя долго ждать, — третьего дня пойдёт новый эшелон. До того будешь исполнять епитимью. С восхода до заката солнца в нашем храме учить тебе назначаю Молитвослов наизусть. Поститься по монашьему чину. Все три дня проведёшь под моим попечением, — отец Афанасий тяжело вздохнул, — нельзя на войну мужу православному без божьей помощи-то…

* * *

Нет, я не изменил своим принципам в одночасье. Моё неприятие священников и служителей церкви никуда не делось. Но цель, с которой меня перебросили в прошлое, по определению требует приспосабливаться к местным условиям. Тут уж не до принципиальности. Со своим уставом в чужой монастырь, что называется, не суются.