— Вы скажете мне убить того человека, который обидел Эли? — прямо спросил он.
Адриана пристально смотрела на оборотня, пока он не отвёл глаза. Я помнила, что Мартейн Фоули никогда не просил Хисса возвращаться к его неприглядному прошлому и не заставлял его убивать кого бы то ни было.
— Не надо, — шёпотом попросила я.
И хозяйка всё поняла.
— Ты не станешь его убивать, — решила она. — Но накажешь его так, чтобы он больше никогда и никого не смог обидеть.
Хисс тонко улыбнулся, и я увидела: он чрезвычайно доволен поручением.
Мне снился давно забытый берег острова, где мы жили с мамой до тех пор, пока нас не разлучили. Тропинка, ведущая к морю меж покрытых жёлтыми цветами холмов. Ветряные мельницы и стаи маленьких серебристых птиц. Я бежала к матери. Моё короткое льняное платьице развевалось на ветру, пока я не достигла крохотного деревянного пирса и не остановилась. Рабыни сидели на пригретых солнцем досках и выбирали из сетей креветок и мелких устриц, сбрасывая их в вёдра.
— Вот это ты загнула, Рут, разве же у рабов может быть душа?! — воскликнула тётушка Мона.
Она была темнокожей и такой большой в обхвате, что я не сразу разглядела за ней тонкую согнутую фигурку мамы. Мона захватила толстыми пальцами пригоршню ракушек и принялась откидывать в сторону налипшие на них водоросли.
— Почему нет? Разве ты ничего не чувствуешь? — настаивала на своём мама.
Я застыла на краешке помоста, поражённая невежеством уже немолодой и повидавшей жизнь тётушки Моны. Как она могла утверждать подобное?!
— Чувствую, конечно! — отозвалась Мона и похлопала себя по пузу. — Пора бы пообедать, вот что я чувствую.
— Вечно ты что-нибудь придумываешь, Рут, — вступила в разговор третья рабыня, острая на язык и всегда сердитая Ирма. — А работаешь медленнее всех! У меня уже полведра устриц, а ты едва-едва треть отчистила. О чём мечтаешь? Думаешь найти жемчужину?
— А почему бы и нет, — весело сказала моя мама. — Разве вы забыли историю, как один раб выловил из моря рыбину, а в её животе оказался перстень с бриллиантом?
— Ещё и в сказки веришь, — фыркнула Мона. — Хотя давно уже не девочка! Сколько тебе лет, Рут, я что-то запамятовала?
— Двадцать восемь.
— Вот именно! — Толстуха указала на меня пальцем. — Дочери твоей ещё простительно болтать о глупостях, но не тебе, взрослой бабе.
— И всё-таки душа есть, тётя Мона, — сказала я, перепрыгнув через сети и вёдра и прижавшись к матери. — Не только у людей, но даже и у кошек, и у собак, и у рыб.
— Ну-ну, у кошек и рыб, быть может, и есть, потому что они вольные, а вот у рабов это вряд ли. Тебе мамка наговорит с три короба, ты ещё и поверишь, что у тебя дар есть.
— А вот и есть! — заявила я, проворно спускаясь на мелководье.
Зачерпывая ладонями воду, я раз за разом подбрасывала её вверх и спустя пару минут вымокла до нитки. Что-то заставляло меня повторять движения снова и снова. Сверкающие брызги рассыпались надо мной, а я задирала голову и визжала от восторга, когда они падали на моё лицо.
— Замрите! — приказала я брызгам, широко растопырив пальцы.
Я воображала себя заправским стихийным магом, но каково было моё удивление, когда после моих слов вода и вправду повисла в воздухе. Капли замерли, повинуясь моей воле, и стало тихо-тихо. Мама и две другие рабыни смотрели на меня во все глаза, а тётушка Мона даже разинула рот.
— Я же говорила, у меня есть дар! — задохнувшись от волнения, крикнула я.
— Эли, нет, — только и сказала мама.
А потом она прямо со своего места бросилась в воду и схватила меня за руки. Застывшие над моей головой брызги ринулись вниз, осыпали нас коротким дождём. Мама прижала меня к себе и разрыдалась, всё время повторяя только одно слово. «Нет, нет, нет». Все знали, что рабам запрещается применять магию. Все знали, что бывает с теми невольниками, у кого обнаруживается дар. Я уткнулась в мамину грудь и тоже всхлипывала, хотя на самом деле хотелось вырваться, убежать и продолжить волшебную игру с водой. Вопреки законам. Вопреки всему.
Когда я проснулась, за окнами замка Норта уже стояла непроглядная темень. Меня больше не лихорадило, и я выпуталась из кокона одеял, допила остывший чай и стала потихоньку изучать кабинет теневого мага. Я не посмела прикасаться к зачарованным предметам, но с любопытством рассматривала их и даже подносила ладони, чтобы ощутить, как волшебство покалывает кожу невидимыми холодными иголочками. Это было приятно — видеть магию внутренним взором и отличать обычные вещи от заколдованных.
Сон, который мне приснился, заполнил во мне давнюю пустоту. Много раз я силилась вспомнить, как моя шея оказалась в миралитовом ошейнике вместо обычного кожаного, какой носили все рабы. Детей и вовсе помечали перевитым шнурком, на котором болталась дешёвенькая эмблема острова на случай, если ребёнок потеряется.