Тень на обороте

Трещал, разрываясь рукав. Выскальзывала Илга, вялая, гладкая, как медуза. Студеный ветер уносил последние крохи тепла из-под вымокшей насквозь одежды. Руки коченели. Казалось, еще мгновение — и все…

Парусник сбросил высоту до предела, тяжело, с надрывом взмахивал широкими крыльями, уже не в силах даже планировать. Еще немного! — взмолился я, но птица неумолимо падала. Впереди чернела земля, отмеченная светлой полосой прибоя. Можно дотянуть…

И как раз в это секунду рукав разорвался, я разом принял на руку свой вес и вес беспамятной девушки, запястье надрывно взвыло и пальцы разомкнулись… Парусник облегченно метнулся ввысь, а мы с Илгой понеслись вниз, в плеск и шевелящуюся тьму.

Когда же это кончится! — свирепо подумал я, прежде чем шлепнулся о поверхность. Вода забурлила, накрывая с головой, заливая, нос и уши. Девушку я не выпустил лишь потому, что рука занемела и не разгибалась. Забарахтался, поплыл, вдохнул воздух, показавшийся практически горячим, после леденящего ветра, огляделся… Берег!

Второй раз за сегодняшний день я волок на сушу несостоявшуюся русалку, проклиная все на свете и в первую очередь самого себя. Безмятежно шуршал прибой, перекатывая гальку. Слегка светились рассевшиеся по камням улиты. Впереди стеной высился лес. Вдаль, неуклюже взмахивая крыльями и неровно вихляясь, летел измученный парусник.

Эллая осталась где-то впереди. Даже если ей повезло и высота падения была небольшой, для беременной женщины это очень и очень плохо.

Ну что мне стоило похитить парусника покрупнее? Авось бы до района поприличнее дотянул…

Я вздохнул и, сыпля хриплыми, нечленораздельными ругательствами, выкарабкался-таки на сухую землю, вытащив Илгу. Может, она уже умерла? Там, наверху закоченеть и в одежде недолго, а уж нагишом… Наклонился ухом к ледяным губам девушки. Кажется, дышит… Упорная девица.

С усилием поднявшись на ноги, я огляделся. Чуть дальше стеной стоят деревья, сливаясь в сплошную черную зубчатую массу. За спиной безмятежно колышется океан. Ветер несет только сырость и запах гниющих водорослей. Ни единого огня в пределах видимости. Правда, никак не отпускает чувство, что кто-то неотрывно таращится на нас. Смотрит без интереса, но пристально.

Обреченно взвалив на плечо бесчувственную Илгу, я потащился к деревьям, надеясь отыскать защиту от ветра и попытаться развести костер. Озаботиться вторым не пришлось, поскольку едва лес протянул над нами крючковатые, обросшие листьями лапы, мне почудился отчаянный крик…

Показалось, — ожесточенно решил я. Никого больше не хочу спасать. Провалитесь все пропадом… И тут же скривился, когда ветер принес новый вопль. Нет, увы, не чудится. Кричала женщина — тонко, надрываясь. Эллая!

Хочешь опять опоздать? — скучно осведомился некто неугомонный внутри меня.

Я заметался. Быстро бежать с такой ношей, как Илга не удастся. Да что там бежать! Я ноги-то едва волок. Но и бросить ее здесь было невозможно, мало ли какая неожиданность таилась в высокой траве?

Впереди снова заголосили. Проклятье!

Высмотрев среди кряжистых деревьев одно с развилкой, распадающейся на четыре самостоятельных ствола, я перенес Илгу в это незамысловатое гнездо и, наскоро засыпав листьями, поспешил — поковылял! — на затихающий зов.

На прогалину вылетел, едва успев затормозить от неожиданности. В первый момент мне показалось, что женщина угодила в трясину и тонет, бултыхаясь в комковатом месиве. Почти наполовину погрузилась, бессильно шлепает руками, обвешанными косматыми волокнами. Потом в нос ударил резкий, сладкий запах свежескошенного луга и бесформенная топь обратилось шевелящейся травой, которая запутала стонущую Эллаю.

— Помо…помоги…те… — жалобно захрипела она, заметив меня.

— Держись!

Стебли живо сплетались в неподдающиеся на разрыв жгуты, набрасывая на руки колючие витки, захватывая лодыжки, норовя подсечь и уронить… К пряному запаху трав примешивался смрад гниющей плоти.

Совершенно осатанев от всех этих злоключений, я краденым ножом принялся подсекать, резать и скашивать все, до чего мог дотянуться. Мельком оглянулся — позади тянулся протоптанный и изодранный пробор в шелестящей гуще. Будто взбесившийся кабан пронесся…

Всхлипывала, поднимаясь Эллая. Утирала измазанными в травяном соке руками лицо.

— …думала в траву упасть… Мягко… А тут такое…

Да уж. Значит, пристальный взгляд мне не померещился. И хорошо еще, если здешний живой лес стар и давно дремлет, а Эллая просто ненароком разбудила пятно беспокойной травы, иначе нам придется плохо.

А ведь Илга как раз… Я рванул обратно, хотя, казалось, сил уже ни на что нет.

…К счастью, ничего не произошло. Илга лежала там же, где я ее и оставил. Обнаженная, присыпанная листвой, с разметанными подсохшими волосами — настоящая древесная дева.

— Надо бы костер… — не сразу нагнавшая меня Эллая робко коснулась рукава.

Какое же это блаженство — огонь! Я едва не подвывал от наслаждения. Исходила паром развешанная одежда. У запасливой Эллаи, к счастью, нашлась в кармашке, пришитом к юбке, кремниевая зажигалка.