Тень на обороте

Надо же… Я тоже в детстве читал эту сказку. Когда началось великое расхождение и большие земли стали дробиться на маленькие острова, могучий маг Звездочет поставил золотую, серебряную и железную скобки на самые благодатные части суши, не позволив им разойтись.

— Нет! — внезапно повеселев, возразила Илга. — У нас рассказывали иначе. Звездочет не хотел, чтобы расставались влюбленные и соединил для них два острова, скрепив их золотой, серебряной и железной ниткой.

Она беспечно перескочила через очередную трещину, подняла руки, чтобы собрать растрепавшиеся волосы. Высота ее, кажется, не беспокоила, как и ветер, что теребил мешковатую одежду, облепляя тонкую фигурку. Еще издали приметив мосты, Илга заметно приободрилась. Первой легко пробежала по обломкам древней постройки.

Солнце пекло не по-осеннему, грея камни до горчащей испарины. Оставшийся позади Стозерцаль переливался, словно усыпанный осколками зеркал. Если прищуриться, то можно рассмотреть пару черных точек в небе… Но это могли быть и безобидные птицы.

— Ты сказал, что на Стеклянном никто не живет. Почему?

— Там жить нельзя.

Как ни странно, но в густозаселенном имперском центре глухих местечек было больше, чем на окраинах. Здесь слишком часто и слишком охотно воевали за каждый клочок земли, используя враждебную магию. Если не ошибаюсь, но на Стеклянном держал оборону маг Вьюн, специалист по экспериментам с трансформацией. Не помню точно, что тут произошло, но богатый и оживленный город, расположившийся на острове, перестал существовать в считанные часы, а соседний остров покрылся как брызгами, ледяными мелкими озерами.

— Одно хорошо — летать над Стеклянным тоже нельзя. Крестокрылы через озера не пройдут, значит, тем, кто следует за нами, придется вернуться за лодками и обогнуть остров по периметру. Это долго.

— Мы останемся на Стеклянном?

— Ни в коем случае. Нужно до темноты покинуть остров.

— А что в темноте?

— Упадешь и свернешь себе шею. Здесь скользко.

Илга мигом насупилась и поотстала.

Ну, про скользко — это я, пожалуй, напрасно. Остров был во всех смыслах стеклянным, однако стекло, покрытое трещинами, шероховатостями и вмятинами давно утратило гладкость. Мы двинулись вдоль берега, стараясь не забираться на бесцветные, мутно-прозрачные холмы. На стеклянистом песке то и дело попадались уже затвердевшие, но еще не ставшие прозрачными дохлые рыбины и медузы, выброшенные прибоем. Илга долго оглядывалась на осьминога, невесть как закинутого на негостеприимную кручу — крупный, со спутанными в клубок щупальцами, он казался искусно отлитым из цветного стекла. Со всеми присосками, узорами на коже и даже внутренними органами.

— Здесь все, что не движется, очень быстро превращается в стекло, — примирительно пояснил я, зная, что Илга слушает. — Даже мост потихоньку сдается.

Бурая, тусклая поверхность под ногами раньше была землей, но теперь походила на замерзшую болотную воду.

— Ты хочешь идти через императорские земли? — Илга, помедлив, все же догнала меня и зашагала рядом.

— Этого еще не хватало, — с чувством отозвался я. — Пойдем в обход.

— Но там же… — голос ее дрогнул. — …там живые острова. Туда нельзя.

— Можно.

— Я не пойду.

— А куда ты денешься?

— Не пойду!

— Уговорила. Оставайся здесь.

— Ты не понимаешь…

— Как раз я понимаю. Дрейфующие острова не опасны.

Днем. А вот ночью… Шипение и глухой, осыпающийся стук мы расслышали издалека, еще в сумерках. Ветер нес запах сырой земли, камней и озона. Перейти с одного островка на соседний, дождавшись, пока они сблизятся несложно. Сложно распознать все еще живых и иногда агрессивных, способных рывком уйти из под ног. А еще сложно в темноте верно оценить расстояние от одного островка до другого.

Треск, шорох, плеск воды… Острова ворочались в сумерках, словно встревоженные животные.

Я выпустил из сомкнутой горсти отогревшийся «вечный» фонарь. Жидкий свет плеснулся на камни и стек в щели почти бесследно. Ближайший плоский гранитный блин крошечного островка терся о берег, наползая и сразу откатываясь с волнами.

— Я первый. Держись поодаль, если что — успеешь перескочить.

Ну, конечно! Так она и послушалась. Хорошо хоть пятки не отдавила… Лишь спустя какое-то время, я вдруг подумал, что, возможно, девушка вовсе не демонстрирует несносный нрав, а просто страшится отстать и остаться на этом коварном пути в одиночестве.

Протянув руку в темноту, я через несколько секунд почувствовал, как в мою ладонь легла мокрая и горячая, тонкопалая ладошка. Вцепилась крепко и доверчиво.

…Небо непроглядно и черно, вода лишь чуть темнее земли. Ориентироваться можно разве что на едва различимую белесую кайму пены. Маленькие, три шага в поперечнике, кусочки суши сменялись довольно обширными территориями, которые приходилось пересекать бегом. На один из таких мы приземлились почти в полной темноте, уже привычно ориентируясь на стук, шорох и плеск. И дружно замерли, встревоженные.

— Земля мягкая, — вдруг заметила Илга упавшим голосом.