Пришлось после Маринкиных пенатов еще заехать и к Виктору домой. В отличие от нас с Маринкой, набравших полные сумки полотенец, покрывал, купальников, книжек, кремов и прочего, Виктор загрузил в «Ладу» замечательную палатку, удобное туристическое снаряжение, включающее в себя даже топорик, котелок и радиоприемник.
Экипированные разностильно, но в сумме разумно и удобно, мы выехали по направлению к Волгополоцку.
Волгополоцк вовсе не был конечной точкой нашего путешествия, просто трасса так называлась – Волгополоцкая, потому что растянулась до этого города и продолжалась дальше. Если она где и заканчивалась, то, наверное, уже в Иране, но нам так далеко не было нужно. Я же сказала: полсотни километров, не больше.
– Виктор! – призывно позвала Маринка, глядя в окно и отпихивая от себя сумку с запасами. – Давай-ка на всякий случай попетляем по городу, чтобы уж точно знать, что за нами никто не увязался. Береженого бог бережет.
Виктор кивнул и сделал все, о чем его просили.
Пока он накатывал по городу замысловатые узоры, мы все в три пары глаз отслеживали машины, едущие за нами. Ни одна из них не вызывала подозрений. Это радовало, но, с другой стороны, было и досадно: получалось, что зря тратили время.
Но, как верно заметила Маринка, береженого бог бережет.
Помнится, триста лет назад, когда мы обзорно изучали в университете персидскую литературу, мне попалась на глаза одна восточная пословица с тем же смыслом, что и русская, приведенная только что. Персияне, однако, говорили проще и конкретнее: на аллаха надейся, а ишака привязывай.
Определение отсутствия за нами слежки и было тем самым символическим привязыванием ишака, о котором напоминали иранцы.
Символическое привязывание ишака прошло замечательно, и мы выехали за КП ГИБДД в легком настроении и в полной убежденности, что уже на этот раз никакой Пузанов нас не вычислит. Не получится!
Место для Отдыха было найдено достаточно удобное и отдаленное от надоевших благ цивилизации.
Мы оставили «Ладу» возле конторы в деревне. посулив сторожу мзду на пол-литра, и ушли в лес козьими тропами, которые по нынешним временам, конечно, правильнее было бы назвать велосипедными. Но нам повезло: на пути не встретились ни те, ни эти представители местной фауны.
Мы шли и шли до тех пор, пока не убедили друг друга и самих себя в том, что нас уже не найдут ни случайные отдыхающие, ни собиратели пустых бутылок.
– Здесь будет город заложен! – заявила Маринка, выйдя на маленькую прогалинку, оканчивающуюся невысоком обрывчиком. Панорама открывалась замечательная, не хуже, чем иной раз показывают по телевизору, рекламируя прелести средней полосы.
Маринка топнула ногой в пяти шагах от воды. наверное, определяя центр будущего града, и без паузы заявила, что дико устала и перенервничала.
– Аналогично. – Я не пожелала взнуздывать себя на всю работу по устройству ужина и спальных мест. – Помнится, меня сегодня так часто хотели убить, что, кажется, уже убили морально. Ты сообразишь ужин, Марин?
– Я?! – Маринка даже как бы слегка ошалела от этих простых моих слов, и я удивленно взглянула на нее.
– Не хочешь одна? – грустно спросила я.
– Не хочу, – отрезала Маринка, – в конце концов, что это за херня происходит? Я сама не меньше некоторых…
– Ты хочешь вдвоем? – так же грустно спросила я.
– И никак иначе! – отрезала Маринка. – А по-другому ты и не…
– В таком случае распахивай сумки и начинай шустрить, – бодро высказалась я, – время к отбою, а мы ни в одном глазу! Это нормально?
Маринка нахмурилась, помолчала и вздохнула.
– Я устала, – простонала она, но деваться уже было некуда, приходилось заниматься делом.
Мы с Маринкой подняли бестолковую суету и развели ее до такой степени, что, когда Виктор поставил палатку, развел костер и повесил над костром котелок с водой, мы только-только заканчивали инвентаризацию принесенных вещей. Но тоже ведь нужное дело, верно?
– Вот это и есть жизнь, – удовлетворенно оглядываясь на наше будущее лежбище и поднимая голову к черно-лиловому небу, сказала Маринка, – а все остальное – так, одна видимость. Хочу быть дикарем!
– Согласна, – охнула я, спотыкаясь о никчемный корешок, нарочно бросившийся мне под ноги, и высыпая принесенные для костра ветки, – сигареты мои не видела?
– Брось эту дерьмовую привычку! – предложила Маринка, кидая мне мою пачку, но оставляя себе одну сигарету. – На таком воздухе курить – грех! Дай зажигалку!
Мы курили и смотрели, как Виктор ловил рыбу.
Я не без удовлетворения чувствовала себя Пятницей, Виктор, разумеется, был Робинзоном, а Маринке оставалась только роль людоеда, но я ей об этом, конечно же, не сказала, она бы обиделась.
Стемнело необычайно быстро. В городе так быстро никогда не темнеет, потому что всегда где-нибудь горит или фонарь, или окно светится, но здесь темнота словно упала, и ощущение было необычным.
Мы с Маринкой сели над обрывчиком, закурили и заговорили ни о чем, то есть о самых важных вещах на свете: а помнишь, а знаешь, а зачем…