Накануне вечером отряд Огрызка снялся с места и отправился по тракту на Горду. Командор Джуджей попрощался с путниками, пожелал им счастливого пути, уважительно пожал руку Зезве. Выяснилось, что двум синим джуджам по пути с Зезвой — они тоже направлялись в Мзум. Поэтому, к всеобщему удовольствию, маленький отряд пополнился двумя бородачами. Зезва был особенно доволен, ведь два лишних топора никогда не помешают, особенно на пустынной дороге.
— А еще говорят люди, — сказал Густав Планокур, — будто война скоро будет.
— Война? — фыркнул брат Кондрат. — Чего это? Не навоевались еще?
— Эх, отче, — усмехнулся Пантелеймон Одноглаз. — Никогда война не наскучит людям. Гораздо веселее рубить головы, чем вспахать и засеять поле. Не говоря уже об урожае! Крут ты неимоверно, когда на коняке врываешься во вражескую деревню, да факелом размахиваешь, ох, как крут, клянусь усами бабушки! А то, что скоро будет война, это как пить дать, слишком уж долго мир у нас тут! Надоело это всем, скажу я вам.
— Разве мир и спокойствие могут надоесть? — насупился брат Кондрат. — Не верю!
— Уж поверь, святой отец, — Одноглаз хмыкнул, потянулся. — Мир ведь что это? Так, скукотища одна. Благородные человеки не могут подвигов совершать. Оно ведь как: деву чтобы спасти там, или с триумфом в город с трофеями въехать — для этого потребно войнушку затеять, и нехилую! Иль разбогатеть нужно купцу, к примеру. Когда самые большие заказы на провизию и одежду? Верно, в войну! А доспехи? А оружие? Воистину, война есть наисовершенненйшее и наиудачнейшее изобретение человеков!
— Человеков? — спросил брат Кондрат. — А вы, джуджи да ткаесхелхи, можно подумать, ангелы с крыльями! Или не воевали в свое время?
— Воевали, — согласился Одноглаз. — Ткаесхелхи, те вообще, скоро окончательно в дикарей превратятся. А какой могущественный народ был, а?
— Говорят, — вмешался в разговор Зезва, — что ждут они некоего мессию, который поведет их в новый, светлый мир.
— Сказки! — фыркнул брат Кондрат.
Неожиданно заговорил Евген.
— Не шкашки, дедушка Кондрат, не шкашки! Ткаешхелхи дошдутся мешшию, так папа рашкажывал.
— Евген, умолкни! — Сандр дал брату легкого подзатыльника. Тот обиженно надулся и отодвинулся. Зезва приподнялся на локте.
— Евген, а что еще рассказывал папа?
В наступившей тишине было слышно, как шипит и волнуется костер. Из леса уже доносились ночные звуки и шорохи. Где-то далеко раздался вопль.
— Очокоч, — поежился Зезва. — Сюда чтоб не приперся, стаховидл…
— Чуды тракт стороной обходят, — покачал головой Одноглаз, с удивлением рассматривая Евгена, словно видел мальчика в первый раз.
— Зезва, оставь парня в покое, — отец Кондрат с кряхтением поднялся. — Дровишек бы еще нам.
— Не хватит до утра, или как? — удивился Густав Планокур.
— Вроде б должно, но я схожу, хвороста насобираю.
— Дедушка Кондрат, я ш тобой! — Евген вскочил и вцепился в руку монаха. Брат Кондрат покачал было головой, но потом передумал.
— Ладно, сорванец, пошли. Будешь меня охранять!
— Конечно, буду! — радостно заулыбался мальчик, торжествующе оглядываясь на насупленного Сандра. Старший брат явно не одобрял инициативу Евгена, но ничего не сказал, только поближе придвинулся к костру.
Весело переговариваясь, монах и мальчик скрылись в темноте. Зезва вдруг забеспокоился, сел и потянулся к мечу. Джуджи непонимающе уставились на него.
— Ты чего дергаешься, человече? — спросил Одноглаз. — Рядом они, голоса не слышишь, или как? Соберут ветки и вернутся. Костер, чай, в Мзуме виден! Заместо ориентира.
— Действительно, — согласился Зезва, но встал и, скрестив руки, стал прислушиваться к близкому гудению голоса брата Кондрата и радостному смеху Евгена. Было слышно, как монах хрустит ветками.
— Дедушка Кондрат, вот еще, шмотри!
— Ага, точно… — отец Кондрат нагнулся за веткой.
Вдруг помутнело перед глазами, закружилась голова. Монах пошатнулся. Испуганный Евген схватил его за руку.
— Деда, что ш тобой?
Брат Кондрат потряс головой. Огляделся. Вокруг все по-прежнему, он держит в руках кучу хвороста, рядом стоит испуганный мальчик. Но… Монах огляделся.
— Костер, — хрипло проговорил он. — Ты видишь костер, сынок?
— Нет, — удивленно оглянулся Евген. — Не вижу, деда Кондрат!
Они стояли в почти полной темноте. Лишь множество светлячков освещали кусты вокруг. Отец Кондрат вздрогнул: он понял, что его так испугало. Тишина. Было очень тихо. Светлячки светили в полной тишине. Не было слышно ни шороха, ни возни мыши, ни шелеста листьев, ничего. Даже ветер утих. Брат Кондрат глубоко вздохнул и прочел молитву Дейле. Евген молча слушал, широко раскрыв глаза.
— Надо идти, — сказал мальчик, как только монах умолк.
— Идти? — словно удивился брат Кондрат. — Да, сынок, надо. Вот только куда… Мы вроде пришли вон оттуда, значит…
— Пошли, дедушка Кондрат! — Евген уверенно потянул за собой монаха.
— Куда ты меня тащишь?
— Надо спешить, деда.
— Хм, но мы же пришли совершенно с другой стороны!
— Та шторона — не та шторона…