Тень над короной Франции

Д'Артаньян выглянул из-за дерева, держа руку на эфесе шпаги. Присмотревшись, решительно вышел на дорогу. От ворот Сен-Оноре быстрым шагом приближался Планше.

Над Парижем опустилась ночь, но время еще было. Гасконец нетерпеливо воскликнул:

— Ну?!

— Все правильно, сударь, — сказал слуга. — Там, в воротах, горят факелы, так что светло, как днем…

— Это я и отсюда вижу.

— Там необычно много солдат. То есть они только одеты как солдаты и конные гвардейцы, но я узнал сразу двух королевских мушкетеров, не помню их по именам, но видел обоих на дворе у де Тревиля в синих плащах… есть такое подозрение, что и остальные тоже или уж большая их часть…

«Ничего удивительного, — подумал д'Артаньян. — Она призвала себе на помощь в первую очередь де Тревиля, кого же еще? Печально, когда два гасконца противостоят друг другу со всеми присущими гасконцам хитроумием и волей, но ничего не поделаешь…»

— И что они?

— Всех въезжающих тщательно осматривают. Я своими глазами видел, как остановили молодого дворянина со слугой, ехавших верхами. К ним подошел какой-то субъект, потом шепнул на ухо командиру, что это не те, и их отпустили с подобающими извинениями, объяснив, что ловят переодетых разбойников… Нет никаких сомнений — это для нас теплую встречу приготовили…

— Ну что же, — сказал д'Артаньян. — Посмотрим, насколько далеко простирается их хитроумие… На тебя не обратили внимания?

— Ни малейшего. Я вошел в ворота, потом сделал вид, будто напрочь забыл о чем-то, и вышел назад. Один, да еще пеший, им никак не интересен.

— Не пойти ли нам поодиночке и пешком? — вслух подумал д'Артаньян. И тут же ответил сам себе: — Нет, рискованно… Хоть я и перепачкался, как черт в аду, все же видно, что дворянин, да и шпагу не спрячешь, а идти в Париж без оружия еще опаснее… Нет уж, будем поступать строго по моему плану… Пошли.

Планше с сожалением оглянулся на лошадей, привязанных к дереву поодаль от дороги:

— Так и бросим, сударь? Отличные кони…

— Что поделать, — сказал д'Артаньян, широкими шагами направляясь в сторону Сены. — В лодку их не возьмешь… Вот кстати, мне пришло в голову, пока ты ходил на разведку… Думается, даже если тот конюх и расслышал, что я кричал про Пале-Кардиналь, вряд ли хозяева явятся требовать плату за угнанных лошадей…

— Это почему, сударь?

— Я вспомнил, что Шантильи лежит в самом центре владений принца Конде. Вполне может оказаться, что кони принадлежали дворянам из его свиты. Гордость им вряд ли позволит брать кардинальские деньги… а впрочем, как знать. Пошли?

Они спустились по обрыву к воде, где в лодке прилежно ждал ее хозяин, удерживаемый на месте не столько щедрым задатком, сколько еще более щедрым окончательным расчетом, который должен был наступить лишь по достижении цели. Д'Артаньян первым прыгнул в пошатнувшийся утлый челнок, следом забрался Планше, и лодочник немедля оттолкнулся веслом от берега, принялся усердно выгребать против течения.

Не побывай д'Артаньян в Лондоне, где добираться в Хэмптон-Корт пришлось на лодке, ему ни за что не пришла бы в голову эта идея. Однако именно это обстоятельство позволяло надеяться, что противнику ни за что не придет на ум искать гасконца на реке. Насколько знал д'Артаньян, у парижских дворян совершенно не было привычки передвигаться по Сене вдоль — разве что при срочной необходимости нанимать лодочников и пересекать реку поперек. Его хитрость была настолько необычной для Парижа, что могла и завершиться успешно…

Луны еще не было, но ночь выдалась ясная, и д'Артаньян во все глаза смотрел по сторонам. Слева показались ворота Конферанс — но на самом берегу не видно людей, тишина и покой…

Сад Тюильри. Лувр, где для этого времени горит необычно много огней… Ну конечно, король то ли собирается только отбыть оттуда в ратушу, то ли отбыл совсем недавно, сегодня во дворце спать никому не придется, Мерлезонский балет — надолго…

Они проплыли под мостом Барбье, справа показалась темная мрачная громада, таинственная и зловещая, — Нельская башня, где триста лет назад молодая королева Франции Маргарита Бургундская и две ее сестры устраивали разнузданные ночи любви, не подозревая, как близка месть разгневанного короля. Показалось, что от нее веет каким-то особенным холодом. Лодочник, приналегши на весла, покосился на д'Артаньяна и пробормотал:

— Вы б, сударь, перекрестились за нас за всех, а то у меня обе руки заняты… Говорят, иногда являются. И Маргарита, и Бланш де Ла Марш, и Жанна де Пуатье, стоят у самой воды, улыбаются, руками манят да зовут нежными голосками… Только никто из рискнувших пристать дураков не возвращался…

«Да, Людовик Десятый — это вам не Людовик Тринадцатый, — подумал д'Артаньян. — А впрочем, посмотрим. Просто так эта история закончиться не может…»

Планше торопливо перекрестился и зашептал молитву. Д'Артаньян легкомысленно фыркнул.

— Это вы зря, сударь, — буркнул лодочник, еще сильнее взмахивая веслами. — Говорю вам, частенько стоят… У самой воды… Все они трое… И никто не возвращался…

— Ну, мы же не собираемся приставать… — сказал д'Артаньян.

— Все равно, кто их знает…