Тень над короной Франции

— Дорогой мой д'Артаньян, вся соль в том, что я-то как раз ничего и не заподозрил! — печально сказал Рошфор. — Ну кому бы могло прийти в голову?! Это у нее не выдержали нервы. Не забывайте, ей тогда было шестнадцать с половиной лет, она растерялась, заметалась, потеряла голову и действовала уже наобум… Знаете, сохрани она хладнокровие, вполне могла бы довести замысел до конца, скажем, незамедлительно предложив мне ради успокоения нервов выпить стакан вина из того самого графина — и я растянулся бы рядом с Гийомом, ни один лекарь не доискался бы до истины… Либо она могла повторить задумку потом. Но у нее, повторяю, не выдержали нервы. Одна стена в библиотеке была сплошь увешана разнообразнейшим оружием… Она схватила пистолет и выпалила в меня. Отсюда и шрам, — он мимолетно коснулся старого рубца на виске. — Выстрел был сделан почти в упор, но мне повезло. Пистолет — не кинжал, которым без достаточного навыка может нанести смертельный удар и ребенок. Чтобы надежно убить из пистолета, нужно практиковаться в стрельбе… А этого навыка у нее как раз и не было. Пуля сорвала кожу и оглушила, я рухнул без чувств. И она поняла, что нужно спасаться. Не мешкая, надела мой охотничий костюм, вывела лучшего коня — она отлично ездила верхом, — прихватила кое-какие драгоценности и деньги. О, сущие пустяки, тысяч на пять пистолей… И скрылась. С тех пор я ее не видел и не имел о ней никаких известий все эти десять лет, но знал, что она жива, потому что за это время то тут, то там находили трупы с белыми лицами и россыпью красных точек… Мне пришлось по выздоровлении уехать оттуда — сами понимаете, каково бы было жить в тех местах… Я понимаю, никто не злорадствовал бы, мне только сочувствовали бы, но я опасался именно этого сочувствия, а не злорадства, сочувствие было унизительнее насмешек за спиной.

— А этот… ее мнимый брат?

— Откуда же, по-вашему, мне известно про венецианское клеймо на ее плече? — горько усмехнулся Рошфор. — Естественно, она и не подумала предупредить его — к чему терять время на такие пустяки? Речь шла о ее драгоценной жизни… Как только я пришел в себя и смог отдавать приказы, к нему поскакали мои люди. Его приволокли в поместье, схватить его было легче легкого, он ведь оставался у себя в домике, ни о чем не подозревая… ему хотелось жить — сами понимаете, я отнюдь не пылал в тот момент христианским смирением и был в тех местах полновластным хозяином, достаточно было одного моего слова, чтобы его вздернули на первом суку… Он был чертовски словоохотлив. И рассказал немало интересного о жизни очаровательной Камиллы в Венеции. Она туда попала четырнадцати лет — с отцом, поступившим лейтенантом в венецианский флот. Папочка тут же отправился в море, а юная красавица, легкомысленная и жадная до новых впечатлений, принялась познавать жизнь, благо Венеция предоставляет к тому достаточно соблазнов и случаев. Ее мать давно умерла, а старая тетка не могла уследить… История достаточно банальная: сначала любовники любопытства ради, потом для удовольствия, чуть погодя оказывается, что есть и такие, кто не доставляет особенного удовольствия, зато щедр на золото… Иные на этой дорожке превращаются в дешевых шлюх. Другие, обладая достаточным умом и хваткой, наоборот, взлетают высоко. Она была из вторых… Но в конце концов промахнулась. Поставила не на ту карту, как выражаются игроки. Связалась с одним субъектом, довольно молодым и знатным, даже богатым, но кое в чем не отличавшимся от простого «браво». Разница только в том, что он действовал не кинжалом, а ядами. Судя по рассказам «братца», у этого самого Гвидо был самый настоящий талант по части изобретения и применения ядов. Словно во времена Борджиа[28], право слово. Отравленный шип на ключе, перчатки, яблоко, которое разрезают на две половинки отравленным ножом так искусно, что отравитель может преспокойно съесть тут же вторую половину, лишенную яда, на глазах у жертвы, которой достается все зелье…

Синьор Гвидо пользовался большой популярностью среди тех, кто стремился побыстрее получить наследство от зажившегося родственника, или разделаться с врагом, даже не обнажая шпаги, или отправить на тот свет подгулявшую женушку.

Наша пленительная Камилла стала ему не только любовницей, но и помощницей — эта достойная парочка стоила друг друга, надо полагать. Вдвоем зарабатывали неплохие денежки — этакая счастливая семейка, хоть и невенчанная…

Но иногда такие дела все же выплывают наружу. Нашим голубкам тоже не повезло — вернее, не повезло в первую очередь Гвидо. Его вина была доказана венецианским судом неопровержимо и бесповоротно.

Ему отрубили голову, не разводя вокруг этого большого шума, — как-никак он принадлежал к одной из старых и знатных венецианских фамилий, родственники всеми силами стремились избежать огласки, пытались даже откупить его у правосудия, но обстоятельства дела были таковы, что не помогли ни золото, ни связи. В общем, ему отрубили голову прямо в тюрьме, без огласки…