— Вот тут у них трапезная, тут сестринские кельи… Тут, на втором этаже, держат взаперти девушку… Только имейте в виду, господа: я далеко не во всех помещениях бывал, сами понимаете, так что полного описания дать не могу… И, скажу вам по совести, монастырь построен давным-давно, еще во времена Жанны д'Арк, он весь пронизан потайными ходами, словно порченое яблоко — ходами червей… Там можно прятаться неизвестно сколько…
— Против этого есть хорошее, надежное средство, — без улыбки сказал Рошфор. — Запалить монастырь с четырех концов, тогда все обитатели потайных ходов и комнат выскочат наружу, как ошпаренные, и очень быстро…
— Боже мой, вы способны поджечь монастырь?!
— Отрадно видеть, мэтр Бриссон, что в вас наконец-то пробуждается подлинно христианское чувство… — скупо усмехнулся Рошфор. — Я говорю о крайнем средстве — а монастырь этот, кстати, вовсе не напоминает мирную обитель служительниц божьих, достаточно вспомнить и о вас, и о других гостях…
— Вы обещали…
— Я всегда держу свои обещания, — заверил Рошфор. — Ну, вы готовы, господа? Видимо, все-таки придется разделиться: д'Артаньян с Каюзаком пойдут во двор, а мы с графом будем патрулировать стены снаружи — коли уж тут есть потайные ходы, какие-то из них неминуемо ведут наружу. Слуги могут не справиться в одиночку, хоть они и надежные парни… Вперед!
Мэтр Бриссон как ни в чем не бывало восседал на облучке, когда бочка подкатила к наглухо закрытым воротам. Д'Артаньян с Каюзаком шли за ней, пригибаясь. Сердце гасконца отчаянно колотилось, а рука стискивала эфес.
Печатник заколотил в калитку, и изнутри очень быстро послышался сварливый старушечий голос:
— Кого там черт несет, прости, господи?
— Да кому там быть, кроме меня, сестра Жюстина, — откликнулся Бриссон самым естественным голосом. — Открывайте скорее!
— Что-то быстро вы обернулись…
— А зачем тянуть? Пора завтракать, вот и спешу…
— Все бы вам жрать да жрать, любезный… — и по ту сторону ворот скрипнул засов.
Едва лошадь — тоже, несомненно, ожидавшая своего лошадиного завтрака — сделала пару шагов в ворота, гораздо проворнее, чем выходила из них, гвардейцы пробежали мимо бочки и ворвались в ворота. Сморщенная старуха в одном платье, без апостольника, увидев их, отчаянно взвизгнула и шарахнулась, но они кинулись во двор, уже не обращая никакого внимания на старую ведьму, при которой не было никакого оружия…
Зато оно имелось у двух верзил в синих плащах королевских мушкетеров, ринувшихся навстречу столь яростно и незамедлительно, что не вызывало никаких сомнений: оба привычны к стычкам и несомненно пребывали тут в карауле. Надо полагать, осторожная Констанция приняла все мыслимые меры предосторожности…
Предоставив Каюзаку одного, гасконец ринулся на второго. Перед самым его лицом сверкнула вспышка пистолетного выстрела и взлетел клуб дыма — но д'Артаньян, которому яростное стремление освободить любимую девушку придало нечеловеческое проворство, успел уклониться, и тяжелая пуля звучно ударила в ворота за его спиной.
Он не медлил и не собирался никого щадить. Уже через несколько мгновений он, слыша слева ожесточенный звон клинков, сделал отчаянный выпад и пронзил горло противнику. Прохрипев какое-то английское ругательство, тот, корчась, рухнул на мощенный булыжником двор и испустил дух.
Д'Артаньян оглянулся. Каюзак теснил своего противника к крыльцу. На левом предплечье великана расплывалось кровавое пятно, но он уверенно действовал здоровой рукой, пренебрегая раной. Очень быстро его враг оказался прижат к стене, а там и насажен на рапиру, как бабочка на иглу…
— Нужно спешить, — переводя дух, сказал д'Артаньян. — Те двое где-то внутри…
— Мерзавцы! Еретики! Святотатцы!
Это вопила, наступая на них, монахиня-маританка в полном облачении, еще нестарая женщина лет сорока, довольно миловидная, с сытым, отнюдь не аскетическим властным лицом.
— Убирайтесь отсюда немедленно! — выкрикнула она, вынужденная остановиться, когда д'Артаньян без церемоний преградил ей дорогу обнаженной шпагой. — Как вы посмели, безбожники, осквернять своими рожами женскую обитель?
— А вот эти, значит, ее не оскверняли? — усмехнулся д'Артаньян, кивком указывая на два неподвижных тела несомненно мужского пола. — Наоборот, придавали святости? Интересные порядочки в вашем заведении, мать аббатиса!
— Как ты смеешь? Я вас обоих прокляну и отлучу от церкви…