Тень над короной Франции

— Кто это видел? Господа, вам следует хорошенько подумать, прежде чем ставить меня перед судьями, иначе вы рискуете изрядно оскандалиться и, чего доброго, сами окажетесь перед судом за клевету. — Она медленным движением достала спрятанный на груди свернутый в трубку лист бумаги, уже знакомый д'Артаньяну. — Прочесть вам, что здесь написано, или вы помните и так?

— Помню, — глухо сказал д'Артаньян. — Еще как помню…

— В таком случае, господа, вам следует убраться…

— Подождите! — вскричал д'Артаньян. — Есть еще двоеженство, граф все расскажет…

— Бог ты мой! — наигранно вздохнула она. — Прошло десять лет, кроме графа, не осталось ни одного свидетеля, все перемерли, и кто докажет теперь, что это не сам граф в приступе безумия выгнал меня однажды из дома? У него бывали иногда приступы наследственного безумия, ничего удивительного, что я боялась возвращаться и вынуждена была скитаться столько лет под чужим именем, опасаясь его мести…

— Замолчите, д'Артаньян, — произнес Рошфор глухо, отрешенно. — Вы уже должны понять выбранную ею тактику защиты…

— Разве эта тактика плоха? — живо воскликнула Констанция. — Ручаюсь, что при полном отсутствии свидетелей и с помощью королевы мне удастся очиститься от любой напраслины, которую вам будет угодно на меня возвести… — Есть еще суд божий, — тем же отрешенным голосом проговорил Рошфор. — Вы о нем не подумали?

— Ну что же, уповайте на то, что он меня когда-нибудь покарает. Посмотрим…

— Вы не поняли, Камилла, — сказал Рошфор, медленно приближаясь к ней. — Я говорю о суде божьем, который состоится здесь и сейчас…

Резким, неожиданным движением он сорвал с ее пальца большой старинный перстень и отступил назад. Осмотрев драгоценность, удовлетворенно кивнул:

— Ну да, конечно… Запасы еще велики… Видите?

Д'Артаньян кивнул. Под пальцами Рошфора, отыскавшими крохотный шпенек, камень сдвинулся в сторону, и открылось углубление, заполненное мельчайшим зеленоватым порошком. Опасаясь дышать в ту сторону, чтобы яд не разлетелся по комнате, граф вернул камень на место. Сказал уверенно:

— Д'Артаньян, наблюдайте за ней, чтобы не сбежала, часом…

Он отошел к столу, где на подносе стоял нетронутый обед, заслоняя поднос спиной, недолго повозился там. Звякнуло стекло, забулькало вино. Потом стало тихо. Рошфор, опершись руками о столешницу, сосредоточенно ждал чего-то. Наконец он обернулся, держа в обеих руках два бокала, до краев наполненных прозрачно-алым бургундским.

— Вот и наступил суд божий, сударыня, — сказал он невозмутимо. — Вы прекрасно знаете, что ваш яд растворяется в любой жидкости, не оставив видимого осадка или другого следа. В одном бокале — отравленное вино, в другом — обычное. Вам предоставляется полное право выбрать себе один из них и выпить, не обязательно до конца, я не столь скрупулезен…

Она отпрянула, ее глаза расширились:

— Вы с ума сошли? Я не буду…

— Будете, — сказал Рошфор спокойно и даже чуть грустно. Он поставил бокалы на стол, вынул из ножен шпагу и, вытянув руку, упер острие в ямочку под ключицей Констанции. Его рука нисколечко не дрожала. — Клянусь богом, клянусь всем, что для меня свято: если вы не станете пить, я проткну вас этой шпагой. У д'Артаньяна не поднимается на вас рука, а вот у меня, милая супруга, поднимется… Я ударю вас не в сердце, не рассчитывайте, я нанесу вам пару-тройку ударов в живот. В таких случаях, поверьте многолетнему участнику дуэлей и битв, человек умирает далеко не сразу, а долго и мучительно от загнивания воспаленных кишок… Это не самая приятная смерть, уверяю вас… Поторопитесь. Я считаю про себя до десяти, потом начну колоть…

Они мерились взглядами так яростно и долго, что д'Артаньяну, наблюдавшему эту сцену с замиранием сердца, послышался даже лязг скрестившихся клинков.

— Я досчитал до десяти, милая женушка, — произнес Рошфор.

И отвел острие от лица Констанции, нацелив его ей в живот. Она быстро спросила:

— А если бог будет на моей стороне? — Если вы осушите бокал и останетесь после этого живы, вы уйдете отсюда невозбранно, куда только пожелаете, — сказал Рошфор медленно. — Клянусь дворянской честью, а эту клятву я не нарушу даже ради вас. Итак?

— Отойдите в сторону, — сказала Констанция.

— Хорошо. Только не пытайтесь бежать.

— И не подумаю!

На ее лице играл отчаянный азарт, тот самый, что д'Артаньян столько раз наблюдал за игорными столами, — азарт лихого и беззастенчивого ловца удачи, готового поставить на кон все, что угодно, вплоть до собственной жизни…

— Ну что же, — сказала Констанция быстро, звонко, с запылавшими от волнения щеками, лихорадочно блестевшими глазами, невероятно красивая и пленительная в эту минуту. — В конце концов, выбор богат — пятьдесят на пятьдесят… Не поможет бог, поможет дьявол…

Ее рука почти не дрожала, когда она протянула ее к бокалам — двум прозрачным пузатым бокалам из прозрачного хрусталя, до краев наполненным рубиновым, под цвет ее карбункула, бургундским. Какое-то время она колебалась, тонкие пальцы метались от бокала к бокалу, словно вспугнутые птицы.

— Будьте вы прокляты, оба! — резко вскрикнула она. — И да поможет мне сатана!