Тень над короной Франции

— Быстренько закусите! — воскликнул лысый толстяк Уилл, проворно подсунув д'Артаньяну ломоть сочной ветчины. — Жуйте же, Дэртэньен!

Д'Артаньян не заставил себя долго упрашивать — схватил кусок с массивной трактирной вилки прямо рукой и запихнул целиком в рот, чтобы хоть чем-то унять жжение в глотке, то ли ставшей деревянной, то ли сожженной напрочь неизвестным ядом, столь опрометчиво употребленным внутрь.

Прожевав ветчину, он сделал длинный судорожный глоток. Соседи по столу смотрели на него сочувственно и, в общем, мало походили на коварных отравителей. Д'Артаньян посидел немного, прислушиваясь к своим ощущениям.

Постепенно на лице у него стала расплываться блаженная улыбка. На смену жжению в животе пришло приятное тепло, понемногу распространившееся по всему телу, в голове легонько зашумело, зрение вернулось, мало того — мир наполнился новыми красками и оттенками, эти двое казались близкими и даже родными, словно он знал их сто лет, и даже чуждая Англия представлялась отныне вполне уютной и привлекательной страной.

— Черт возьми, да я же пьян! — сказал д'Артаньян.

— Без сомнения, сэр, — вежливо подтвердил молодой человек. — Как всякий, кто одним духом осушит четверть бутылки джина, да еще без привычки к нему…

— За ваше здоровье! — воскликнул гасконец, браво наполняя свой стакан, но на сей раз наполовину.

И немедленно выпил.

— Многообещающий юноша, — одобрительно сказал толстяк Шакспур. — Из него выйдет толк…

— Вы не знаете гасконцев, господа мои! — сказал д'Артаньян, вновь ощутив приятное тепло во всем теле и прилив благодушия. — Нас этими самыми уисками не запугать, хоть бочку сюда катите… — Он огляделся и, не особенно заботясь о том, чтобы понизить голос, сообщил: — Вы знаете, какая мне пришла в голову идея, когда я присмотрелся к этим самым шотландцам? А неплохо было бы, господа, если бы такие юбки носили женщины? А? Вы себе только представьте стройную красоточку с великолепными ногами в такой вот юбке…

— Приятное для глаза было бы зрелище, — согласился толстяк Уилл. — Пока этой модой не завладели бы престарелые мегеры и прочие уродки.

— Ну, можно было бы все продумать, — решительно сказал д'Артаньян. — Запретить, скажем, старым и некрасивым носить такие юбки…

— Ага, и уж тогда вас непременно растерзала бы толпа разъяренных баб, — фыркнул Шакспур. — Какая женщина признает себя старой и некрасивой?

— Пожалуй, — согласился д'Артаньян. — Значит, вы — господин Шакспур, поэт, и у вас есть герб… А вы, сударь?

— Меня зовут Оливер Кромвель, — сказал молодой человек.

— И вы наверняка дворянин, судя по вашей осанке и шпаге на поясе?

— Имею честь быть дворянином. Из старинной семьи, надо вам знать. Мой предок по линии дяди даже был когда-то лордом-хранителем печати у короля Генриха Восьмого. — И молодой человек признался, слегка поскучнев: — Правда, король отблагодарил его за верную службу тем, что послал на плаху…

— Ну, с королями это сплошь и рядом случается, — понятливо поддакнул д'Артаньян, наливая себе еще виски. — Благодарности от них ни за что не дождешься. Да что там далеко ходить… Возьмите, например, меня. Совсем недавно случилось мне спасти одному королю свободу, жизнь и трон… И как, по-вашему, он меня отблагодарил? Милостивым наклонением головы и парой ласковых слов… Честью клянусь, так и было! Хоть бы пару пистолей прибавил…

— Не те нынче пошли короли, — глубокомысленно заключил Шакспур, опрокидывая стаканчик виски. — Другое дело в старину… старые короли ни в чем не знали меры, и награждали по-королевски, и карали. Уж если они сердились, отрубленные головы валялись грудами, а если осыпали милостями, то простой конюх в одночасье делался герцогом…

Оливер Кромвель фыркнул:

— Ну, что до последнего — то все мы знаем беззастенчивого выскочку, который стал герцогом чуть ли не из конюхов…

— Я о другом, Оливер, — сказал Уилл. — О том, что в старину и кары, и милости отмеряли другой мерой…

— Я понимаю, Уилл. Мне просто грустно… — Молодой человек залпом осушил свой стакан. — Вы знаете, Дэртэньен, что со мной произошло? Мы с моим родственником, почтенным Джоном Хэмденом, членом палаты общин парламента, совсем было собрались навсегда переселиться в Америку, в колонию Массачусетс. Уже нашли корабль и внесли деньги за проезд. Но мой родственник сам не платил «корабельного налога» и призывал к тому же других. И его величество, чтоб ему пусто было, издал незаконное распоряжение: те, кто не заплатил налога, не имеют права покидать Англию. Мы уже поднялись на корабль… но отплытие отменили, а нас вместе с другими такими же бедолагами заставили сойти на берег…

— И что же вы намерены делать? — сочувственно поинтересовался д'Артаньян. — Заплатить?

— Ни в коем случае! — нахмурился Кромвель. — Не видать ему наших денег! Его величество еще убедится, что поступил опрометчиво, не позволив нам навсегда покинуть Англию. Честью клянусь, я ему так не спущу!