Тень над небесами

Все были поражены, узнав, что мы приехали из самого очага страшной эпидемии, целые и невредимые. Еще большее изумление вызвал тот факт, что мы лишь чудом избежали смерти от ядерного взрыва, милосердно быстрой, но от того не менее страшной. И, наконец, гвоздем вечера стало то, что Машка узнала-таки Бастиана. Тот ее помнил хорошо, а вот девушка кудрявого немца, видимо, не замечала, хоть они и ходили на теоретическую фонетику каждую среду и пятницу. И это при том, что группа состояла всего-то из двадцати человек! Это ж какой нужно быть невнимательной… Хельмут не упустил случая подтрунить над Бастианом, что, мол, нужно чаще появляться в стенах университета, тогда и узнавать будут.

Затем Виктор случайно набрел на гитару, сиротливо прислоненную к одному из огромных домов на колесах. Оказалось, что он неплохо играет, да и Бастиан побренчал от души, сбацав несколько решительно неизвестных мне немецких песен. Их встретили на «ура», как и русский рок, когда очередь добралась до меня. Правда, я сумел выжать из себя только пару песен, на большее не хватило — все вспоминал посиделки на огороде, когда мы распевали любимые песни дуэтом с Ванькой.

И хоть на душе сделалось горько, в воздухе витали легкость и надежда. Конец пути близок, цель уже видна и досягаема. Осталось лишь немного отдохнуть, и можно будет уверенно двигаться дальше. С наших плеч свалился груз в виде страха опоздать. Мы больше не опаздывали, и до разговора по душам с мистическим персонажем ночных видений оставались считанные часы.

Тьма рассеивалась, расступалась, обнажая красоту безоблачного звездного неба и контуры разлапистых южных деревьев, нависающих над парковкой и укрывая нас от невзгод спятившего мира. Усталость, наконец, окончательно взяла свое, и начался всеобщий отход ко сну. Места в машинах не хватало, но пригодные для комфортного сна дома на колесах нам не годились — внутри могли быть мертвецы, крысы, да кто или что угодно. Мы не стали проверять их с особой тщательностью, тем более, что все дома оказались заперты.

Семен с Машкой и Виктор с Беатрис приняли решение разместиться в магазине, прямо в крохотном торговом зале. Дверь была толстая, надежная, окна забраны тонкой, но с виду прочной решеткой, оставалось лишь постелить что-то на пол, и дело сделано. Для нескольких часов сна удобства вполне хватит. Остальные же вздремнут в освободившихся машинах, раскладывающихся передних сидений теперь хватит всем.

Ночь была действительно прекрасна, и разбредались мы в самом лучшем расположении духа. Но на смену ночи приходит утро, которое далеко не всегда бывает добрым. Если ночь навсегда запомнится благодаря этим невероятным посиделкам у костра, в кругу буквально сегодня встреченных друзей (кроме Семена с Машей, конечно), то хмурое сербское утро останется в памяти как еще одна страшная трагедия, которую мне посчастливилось пережить. И, поверьте, я никак этого не заслужил и ничего для этого не сделал. Просто так вышло, и все. Слепая неудача, мать ее.

Когда внезапно сделалось еще светлее, как при густых сумерках, все еще находились на улице. Кто-то тушил песком огонь, кто-то что-то искал в машине, кто-то возвращался из лесного туалета…

Со стороны шоссе донеслись приближающиеся звуки моторов, и вскоре мощные фары располосовали сдающую позиции темноту, высветив и нас, и наш транспорт. Я не знаю, что это были за люди и за каким макаром они приперлись сюда, в ни чем не примечательное место, каких навалом вдоль дорог.

Мы, идиоты, еще встали, как истуканы, обратив лица в сторону автомобилей. Еще бы помахали руками. Приезжие тоже немного помедлили, они явно не ожидали встретить здесь других людей. Наконец, кто-то из них бросил несколько слов в опущенное окно — язык пришельцев явно был не сербский, его я не спутаю ни с каким другим — и по нам загрохотали автоматы.

Оружие имелось только у Виктора, он один отказывался расставаться с добытой у Мессуди винтовкой, нося ее с собой даже в туалет. Она дважды бабахнула в ответ и захлебнулась.

Я рухнул, как подкошенный, прямо на асфальт, плашмя и выпучив глаза от того, что еще не зажившее тело охватила обжигающе горячая волна боли, настолько сильной, что я взревел, а на глазах выступили слезы.

Сквозь канонаду прорвалось несколько криков — уже и не смогу сказать, кому они принадлежали — а потом уши наполнились звоном, исходящим от установившейся на поле брани тишины.

Меня не задело, я совсем не пострадал, лежал себе целехонький, упершись мордой в серый пыльный асфальт, и терпеливо ждал. Еще недавно я бы весь задрожал, как осиновый лист, но не теперь. Сцепил зубы и шумно дышал, умоляя самого себя помалкивать. Да, больно, но надо терпеть, во что бы то ни стало, иначе пулю в лоб. Или в живот. Нет, уж лучше в лоб. А еще лучше встать и отомстить.