Тень наркома

— У вас много багажа?

— Много, — Мальвина протянула билет с прикрепленными багажными квитанциями.

— Наши друзья вам помогут, — Павел Михайлович взял билет. — Покажите им свои чемоданы.

Объяснялся он с остальными только по-португальски, из чего я сделал вывод, что все они — местные.

Когда Мальвина и местные отошли, Павел Михайлович показал взглядом на мой кейс:

— Тот самый?

— Тот.

— Как-то так получилось, что в Москве мы с вами не встречались. Но Колосов мне много о вас рассказывал. Вы ведь давно знаете друг друга?

Я развел руками:

— Да уже лет двадцать.

— Он надежный товарищ.

Павел Михайлович произнес «товарищ» по-старинному многозначительно, потом посмотрел на часы и заторопился:

— У меня очень мало времени, сегодня ночью я должен лететь. Но мы с вами еще увидимся.

Я никак не мог прийти в себя после полета:

— Вы меня проинформируете, что я должен делать?

— Конечно, конечно. Хотя… — он улыбнулся. — Делать вам ничего не надо. Просто уйти на дно. На пять лет.

— Это я знаю, — вздохнул я.

— У нас будет еще время с вами поговорить. Но потом. Я думаю вернуться месяца через два-три. А вы пока обосновывайтесь, учите язык, отдыхайте.

Он снова посмотрел на часы.

— Ваши вещи отвезут в гостиницу, а мы сейчас проедем в один дом. Это совсем рядом с аэропортом. Побудем там с полчаса, не больше, немного поговорим, отметим начало вашей новой жизни. Потом вас с Мариной отвезут в гостиницу.

«Итак, Мальвину зовут Мариной», — отметил я про себя.

— Марина — хорошая девочка, надежный товарищ. «Еще один надежный товарищ», — ухмыльнулся я. Вернулся один из встречавших. Сказал что-то по-португальски.

— Все в порядке, — констатировал Павел Михайлович.

— Можно ехать.

Нас с Мальвиной усадили рядышком сзади в новенький американский «Торус». Павел Михайлович расположился впереди рядом с шофером. Как только машина тронулась, он повернулся к Мальвине:

— Как долетели, Мариночка?

— Очень устала.

— Ваш супруг мне рассказывал, что собирались вы второпях.

Ничего подобного я не говорил и теперь искоса смотрел на Мальвину, как та отреагирует на «Мариночку». Мальвина всплеснула руками:

— Он же мне не помогал! Я все одна.

Она возмущалась совершенно искренне. Потом погладила меня по голове.

— Но я на него не в претензии. Он у меня молодец. У него просто было очень много дел.

— Много-много дел, — согласился Павел Михайлович.

— Ему досталось в последние дни.

— Досталось, — понимающе вздохнула Мальвина.

Я не заметил, как машина завернула в какой-то дворик.

— Уже приехали? — удивился я. — Быстро.

— Здесь недалеко.

Павел Михайлович вышел из машины, помог Мальвине:

— Есть не хотите, Мариночка?

Мальвина отрицательно покачала головой.

Павел Михайлович открыл дверь ключом, и мы очутились в просторном, совершенно пустом холле.

— Сюда, — Павел Михайлович показал на низенькую дверь в углу холла.

— Здравствуйте, здравствуйте! — встречал нас полный седой мужчина в роговых очках.

Его большие добрые глаза блестели. Он подал руку. Ладонь у него была большая и мягкая.

— Как долетели? Не проголодались? — Он говорил по-русски с небольшим акцентом.

— Это Ромеру, — представил его Павел Михайлович.

— Наш большой друг.

— Вы хорошо говорите по-русски, — не удержалась от комплимента Мальвина.

— Я много лет прожил в Москве, сначала учился, потом работал.

— Ромеру — совсем москвич, — Павел Михайлович держал Ромеру за руку. — Даже за «Торпедо» болеет. Не за «Динамо», не за ЦСКА, а за «Торпедо».

— «Торпедо» — это рабочий класс, — твердо и спокойно отпарировал Ромеру.

— А другие не рабочий класс! — проворчал Павел Михайлович.

— Ладно, ладно, — примирительно махнул рукой Ромеру. — Прошу к столу.

«Интересно, из какого ведомства этот Павел Михайлович, — размышлял я — Из нашего? Я бы его знал. Из ЦК партии? Скорее всего».

Такого пестрого стола я отродясь не видел: горки крупно порезанных папай, бананы, какие-то незнакомые фрукты, на большой тарелке куски дымящегося мяса, совсем по-русски поджаренная картошка, в центре большая бутылка «Абсолюта», бутылки с вином и водой.

— Мариночке вина или немного водки? — Павел Михайлович приготовился разливать водку в большие фужеры.

— Водки, только очень-очень немного, — Мальвина села и с любопытством рассматривала стол.

«Чем крупнее посуда, тем лучше, — подумал я. — Прилично будет не пить до конца». Я чувствовал себя совершенно разбитым, меньше всего мне хотелось попасть на бесшабашную пьянку.

Ромеру вытащил откуда-то маленькие разноцветные рюмки, и Павел Михайлович, отставив фужеры, начал разливать водку по рюмкам.

Ромеру поднял рюмку:

— С приездом!

Я отпил половину и краем глаза посмотрел на остальных: Павел Михайлович и Ромеру выпили и того меньше, Мальвина только пригубила.

Не успел я доесть кусок папайи, как Павел Михайлович снова поднял рюмку:

— За нашу замечательную пару: Евгения Николаевича и Марину.

И снова выпили.

— Как там в Москве? — обратился Ромеру к Павлу Михайловичу.

Тот махнул рукой:

— И не спрашивай! Хуже не придумаешь. Снесли памятник Дзержинскому. Варвары.

Потом он посмотрел на часы и долил рюмки:

— Выпьем за наше дело. За наше правое дело.

Голос его стал торжественным: