Сельвин поднял на него взгляд — и Бернард немедленно опустился в кресло. Можно сказать, рухнул: ноги внезапно ослабели и отказались держать слишком тяжелое для них тело. Слова комом застряли в горле.
— Я — мертвец.
И он повернулся к окну, равнодушно глядя на залитый лунным светом пейзаж.
— С такими как я не ведут переговоров. Ты видел мой «послужной список» в объявлении о розыске? Это не один — сотня смертных приговоров. И Империя с радостью приведет их в исполнение, если я сдамся.
Бернард задыхался. Невысказанные слова жгли горло — но он знал, что вслух не произнесет ни одного из них.
Должен быть другой выход. Всегда, даже в самой сложной ситуации…
…и варианты действительно были. Только Сельвин выбрал самый правильный из них. Так действительно будет лучше для всех. Капитуляция сопротивления и гибель его лидера спасет множество жизней…
Но почему от такого «общего блага» хочется выть в голос?
— Насколько я могу судить, большинство командиров беспрекословно примет твое лидерство. Не мне тебя учить, как поступать с несогласным меньшинством, — принц говорил так спокойно, словно обсуждал детали очередной операции. — Ты выйдешь на связь с ИСБ и добьешься переговоров. Скажешь, что являешься лидером умеренного крыла восстания и всегда осуждал зверства, которые творят «эти отморозки-радикалы». Предложишь мир и свое активное содействие в уничтожении тех, кто откажется сложить оружие.
— Сельвин… это наши люди… те, кто сражался за тебя. Кто верил каждому твоему слову!
И снова — правильный выбор. И снова Бернард чувствует себя предателем и убийцей, даже не успев сделать его.
— Ты хотел мира? Вот она — твоя цена! — рявкнул Сельвин так, что эхо еще долго носилось по комнате. Он тяжело, хрипло дышал. Только сейчас Аларон заметил, что тело друга била крупная дрожь. — Ты думаешь, я рад этому? Думаешь, я не чувствую себя последней мразью?! Но, если мы не решимся на этот шаг, погибнет куда больше людей.
Он вновь повернулся к собеседнику, и его лицо исказил жуткий оскал:
— Знаешь, мне, наверное, чуть проще, чем тебе. Я хоть недолго буду с этим жить.
Сельвин хрипло рассмеялся и схватил со стола бутылку вина. Приложился к горлышку и, словно последний работяга, сделал несколько больших глотков.
Бернард молчал, беспокойно теребя бархатную обивку кресла.
Он многое хотел сказать. И в то же время — не видел в этом смысла. Все решено. И его лучший друг — уже мертв.
— Надеюсь, ты не забыл о Халиде Мейере? Этот приказ остается в силе: чтобы достичь мира, следует избавиться от радикалов по обе стороны баррикад. Его смерть ты тоже спишешь на моих сторонников.
— Не забыл. Операция была запланирована на завтра, но…
— Завтра. И никаких «но». После моей смерти тебе труднее будет откреститься от этого дела.
«После моей смерти». Могло показаться, что Сельвин говорит о ком угодно, но не о себе. Только его голос звучал более глухо, чем обычно.
— Да провались оно все пропадом, Сельвин! — неожиданно для себя самого воскликнул Бернард. — Я из-за тебя в эту заварушку втянулся, ты же знаешь! Мне от владычества Империи было бы ни жарко, ни холодно, не будь ты моим лучшим другом. А теперь мне отдуваться за все, что было? Как-то спасать людей, на которых клеймо «террорист» крупными буквами стоит?
— Получается, что так.
Они разлили вино по бокалам. Выпили, не чокаясь.
— Ты справишься, Бернард. Это твое время и твое дело. А я жил революцией. Войной до победного конца, местью… а теперь мне, получается, и жить-то незачем. Все, что мне остается — уйти так, чтобы меня запомнили. И разобраться с одним незаконченным делом.
Он грустно улыбнулся и взял со стола планшет. Пробежался взглядом по последним донесениям и остановился на одном. Аларон точно знал, на каком именно. Сельвин читал его уже не в первый раз.
«После всего, что произошло, он все еще помнит о кровной мести. Аристократы…»
Но следующие слова принца повергли его в шок.
— Я предупреждал ее. Велел убираться с Рутана. Почему женщины никогда не слушают, что им говорят?
Сельвин осуждающе покачал головой и отложил планшет в сторону.
Аларон не знал, что заставило его выпалить:
— Помнишь, я спрашивал, как зовут твою новую пассию? Ты так и не ответил.
«Глупый вопрос. Какой черт меня дернул?! Даже если я прав… особенно если я прав, зачем было…»
— Понял, значит, — принц горько усмехнулся. — Ее зовут Исанн. Насчет фамилии ты догадываешься.
Повисла тяжелая пауза. Негромко потрескивали догорающие дрова. Завывал ветер за окном. Все в том же гробовом молчании Бернард разлил по бокалам остатки вина. На сей раз к напитку не притронулся никто.
Они сидели в тишине еще несколько минут. А потом Сельвин просто встал с места и пошел к двери. У порога он обернулся:
— Бернард, и еще кое-что: позаботься о моей матери. Я боюсь, что она может наложить на себя руки… да и вообще, ей будет очень тяжело выжить в одиночестве.
— Конечно, — с трудом выдавил Аларон. — Ты не хочешь… попрощаться с ней?
— И как ты себе это представляешь? Сказать родной матери, что идешь на верную смерть? Нет. Чем дольше она будет думать, что я жив, тем лучше.