— Тебя администратор впустил? — тихий вопрос Сиены вырвал Сельвина из странного, тяжелого состояния между сном и бодрствованием.
Он помотал головой, отгоняя дремоту: все равно та скорее выпивала остатки сил, нежели помогала их восстановить.
— Да. Еще и разорил меня на пятьдесят кредитов, — ответил рутанец, следя, чтобы его голос не выдал тревоги и недовольства: если уж за пятьдесят кредитов этот ушлый старик пускает к постояльцам посторонних людей (пусть даже Сельвина хозяин гостиницы знал достаточно хорошо), то что он сделает, скажем, за полторы сотни?
Воображение немедленно нарисовало жуткую сцену: оперативники ИСБ вламываются в комнату, заламывают Сиене руки за спину, грубо выталкивают на улицу… нет. Ничего подобного он не допустит. Не имеет права допустить.
«Ребенка я к себе уже приблизил — и сегодня узнал, чем такие глупости заканчиваются… а теперь собираюсь повесить на шею заботу о женщине. Абсолютно беззащитном существе. Рискую поставить под удар и себя, и ее. Идиот».
— Ты так из-за кредитов переживаешь? — насмешливо осведомилась девушка, кладя голову Сельвину на плечо. — Могу компенсировать.
— Дурочка, — он невесело улыбнулся, отбрасывая с лица Сиены белую прядь. — Но в чем-то ты права: я переживаю. За тебя.
— С чего бы?
— Смотри новости хоть иногда. Периодически там говорят что-то, похожее на правду.
— Ты думаешь, сюда в любой момент могут ворваться повстанцы и учинить беспредел?
Сельвин мученически вздохнул:
— Жертва имперской пропаганды. Беру свои слова обратно: похоже, новости ты смотришь слишком часто. Повстанцы воюют с Империей, а не простыми людьми.
«Хотя всякое порой случается… жертвы среди мирного населения неизбежны в любой войне».
— Тогда чего же мне бояться? — вопрос прозвучал саркастически. Даже с долей злой насмешки, неприятно царапнувшей слух.
«Будто она услышала нечто совершенно абсурдное, но не видит смысла что-либо мне доказывать… черт возьми, после общения с Риденом в любой фразе подтекст начнешь искать!»
— О нападениях бандитов слышала?
Девушка только кивнула, выжидающе глядя на него.
— Слышала, значит. Так вот они не прекратятся, что бы власти ни заявляли. Наоборот, будут происходить все чаще: помяни мое слово, очень скоро имперцам станет не до того, чтобы следить за порядком. Да и к тому же… — мужчина осекся, не зная, стоит ли продолжать.
О бандитах он начал говорить лишь для того, чтобы дать Сиене приемлемое объяснение… и неожиданно для себя понял, что имперцы — и в самом деле не единственная опасность, которая ей грозит.
— Что такое? Договаривай, — потребовала девушка и тут же смягчила резкость тона коротким поцелуем. — Что ты хотел сказать? — добавила она чуть тише и ласковей.
— Будут погромы, — выдохнул Сельвин, невольно сжимая ладонь у нее на плече. — Где-то их спровоцируют, где-то они начнутся сами собой… люди слишком долго жили под властью Империи, Сиена. Слишком долго загоняли вглубь свою ненависть к ней. Когда начнется гражданская война, это все вырвется наружу… а для толпы любой чужеземец — имперский прихвостень. Я даже думать не хочу, что с тобой могут сделать…
Не думать, впрочем, не получалось: стоило ему на миг представить, что кто-нибудь хоть пальцем тронет Сиену, как кровь приливала к вискам, а разрушительная, испепеляющая ярость требовала немедленно уничтожить предполагаемого обидчика. Даже не просто убить — разорвать голыми руками, выпустить всю кровь до последней капли…
Это уже походило на помешательство. Мог ли Сельвин предположить, во что выльется его, казалось бы, мимолетное увлечение острой на язык красоткой с необычными глазами?
Впрочем, какая теперь разница?
— Ты с такой уверенностью говоришь о подобных вещах… с чего ты вообще взял, что будет война?
— Я хорошо знаю свой народ. И вижу, что происходит вокруг, — отрезал принц, намереваясь сразу пресечь возможные возражения. Не хватало еще спорить с женщиной о политике.
— И что же ты предлагаешь? Я должна улететь, по-твоему?
«Самый разумный выход… разумный, но не верный. Никуда ты от меня не улетишь. Я найду способ тебя защитить. Что бы ни случилось. Обещаю».
Сельвин некоторое время молчал, глядя на любовницу. И как ему вообще могло прийти в голову, что от нее можно отказаться? Сама мысль о том, что эта необыкновенная женщина может принадлежать кому-нибудь, кроме него, казалась совершенно нелепой.
Озвучивая решение, повстанец ни на секунду не усомнился в его правильности. И неоспоримости.
— Я бы хотел, чтобы ты жила со мной. У меня дом в очень приличном квартале — не чета этому. Тебе там будет хорошо… если ты согласишься, конечно, — поспешно добавил Сельвин, опомнившись. А сам мельком подумал, что если эта упрямая девица заартачится, то поедет связанная и в багажнике. Потом ее можно будет задобрить подарками и ласковым обращением… а с гибелью нескольких хрупких предметов и пары тысяч нервных клеток нетрудно смириться.
Девушка медлила с ответом, задумчиво глядя куда-то в сторону.
— Тогда ты сможешь постоянно быть рядом со мной? — спросила она с надеждой… впрочем, с надеждой ли? Скорее уж расчет и сомнение звучали в ее голосе.