Энни быстро прижилась на новом месте. Ее настроение с каждым днем становилось все радостнее. Когда пришли известия о печальных обстоятельствах кончины Марло, Энни поблагодарила Бога, своевременно избавившего ее от многих напастей. Новость о смерти Марло сильно подействовала на мастера Шекспира. Он крепко напился и даже повздорил с распорядителем празднеств, но сумел дать убедительные объяснения, сказав, что не помнил себя от горя. Потом все вернулось в прежнюю размеренную колею.
Жилище мастера Шекспира требовало основательного наведения порядка. Постепенно Энни добралась и до окна, успевшего потемнеть от грязи. Ей пришлось не раз сменить воду. Энни погрузила тряпку в таз, наклонилась. И вдруг из кармана ее фартука выпал клочок бумаги. Ветер, дувший в открытое окно, подхватил его и швырнул на пол.
– Энни, что это? – насторожился Шекспир, указывая пером на выпавшую бумажку.
В голове мелькнула мысль: «Не ведет ли служанка двойную игру?» Прежде Энни служила у Кита Марло. Конечно, прежнему хозяину она уже ничего не могла сообщить о Шекспире. Но у него хватало соперников среди живых драматургов. Недопустимо, чтобы они узнали, как отчаянно он нуждается в покровителе. Когда из-за чумы позакрывались едва ли не все театры, трудно поддерживать в надлежащем состоянии тело и дух. Его поэма «Венера и Адонис» могла бы поправить финансовые дела… только бы никто не украл у него сюжет.
– Энни, ты слышала вопрос? Что это?
– Ничего, м-м-мастер Шекспир, – пробормотала, запинаясь, служанка и нагнулась за бумажкой.
– Раз ничего, подними и подай мне, – велел драматург.
Получив бумажку, Шекспир сразу узнал почерк. У него зашевелились волосы на затылке. Это было послание от мертвеца.
– Когда Марло дал тебе эту бумажку? – сурово спросил Уилл.
– Он не давал мне ее, мастер Шекспир. – Энни не могла заставить себя соврать. Ее способности ведьмы были невелики, зато судьба щедро наградила девушку честностью. – Записка была спрятана. Ее нашел отец Хаббард и отдал мне. Сказал, что на память о мастере Марло.
– А он нашел записку уже после смерти Марло?
Покалывание в затылке Шекспира утихло. Тревога сменилась любопытством.
– Да, – прошептала Энни.
– Тогда я оставлю записку себе. Так она надежнее сохранится.
– Конечно.
Шекспир сжал пальцы. Энни с тревогой смотрела, как последние слова Кристофера Марло исчезли в кулаке ее нового хозяина.
– И смени тряпку. Этой ты не столько моешь, сколько грязь растираешь. Давай иди. Мне работать надо.
Отправив Энни за чистыми тряпками, Шекспир разжал кулак и внимательно прочитал строчки:
Шекспир вздохнул. Он никогда не понимал стихотворного размера, которым писал Кит. А меланхоличный юмор и болезненное обаяние были слишком мрачными для нынешних печальных времен. Такое лишь испугает зрителей, особенно сейчас, когда смерти в Лондоне стали повседневным явлением. Он вертел в руках перо и думал.