Тень ночи

– А-а, шевалье де Клермон. Или нынче вас называют по-другому? Давненько вас не видели на французской земле. Я уж думал, что вместе с должностью Уолсингема вы взяли себе и имя этого нечестивца. Ныне он жарится в аду, где ему самое место. – Кардинал говорил по-английски без запинки, но с сильным акцентом. – Выполняя распоряжение сеньора, мы целых три дня ожидаем вашего появления. Однако никаких упоминаний о женщине не было.

Мэтью отпустил мой локоть и прошел вперед. С легкостью преклонив колено, он поцеловал кольцо на протянутой руке кардинала:

– Здравствуйте, ваше преосвященство. Я думал, вы сейчас в Риме, выбираете нашего нового папу. Представьте, как я обрадовался, увидев вас здесь.

Голос Мэтью свидетельствовал об обратном. Во что же мы вляпались, отправившись в Мон-Сен-Мишель, а не в Сен-Мало, как планировал Уолтер?

– Сейчас я больше нужен Франции, чем конклаву. Эти убийства королей и королев только гневят Бога. – Глаза кардинала предостерегающе блеснули. – Довольно скоро Елизавета в этом убедится, когда предстанет перед Ним.

– Я здесь не по английским делам, кардинал Жуайез. Это моя жена Диана. – Мэтью зажал между пальцами отцовскую монетку. – Я возвращаюсь домой.

– Мне так говорили. Отец послал вам это, чтобы обеспечить благополучный проезд. – Кардинал бросил Мэтью какой-то блестящий предмет, и Мэтью ловко его поймал. – Филипп де Клермон забывается и ведет себя так, словно он король Франции.

– Моему отцу незачем править. Он острый меч, который возводит на трон и свергает королей, – тихо сказал Мэтью.

Блестящий предмет оказался тяжелым золотым кольцом. Мэтью надел его поверх перчатки на средний палец. В кольцо был вделан красный камень. Я не сомневалась: эмблема на его поверхности была аналогична той, что украшала мою спину.

– Вашему начальству, кардинал, хорошо известно: если бы не мой отец, Франция была бы потеряна для Католической церкви. В противном случае вы бы не ожидали меня здесь.

– Возможно, для всех было бы лучше, если бы сеньор и в самом деле сидел на французском троне. Сейчас трон захвачен протестантом. Но об этом мы поговорим наедине, – устало проговорил кардинал. Он махнул слуге, застывшему в тени двери. – Отведи жену шевалье в ее комнату. Мадам, мы должны вас покинуть. Ваш муж слишком долго находился среди еретиков. Теперь его ожидает долгое стояние на коленях на холодном каменном полу. Это напомнит ему, кем он на самом деле является.

Остаться одной, да еще в столь угрюмом месте? Вся досада была красноречиво написана на моем лице.

– С тобой побудет Пьер, – ободряюще произнес Мэтью и наклонился, чтобы меня поцеловать. – Когда начнется отлив, мы двинемся дальше.

Я вдруг поняла, что в последний раз вижу Мэтью Клермона-ученого. Идущий к двери был уже не оксфордским профессором, а принцем эпохи Возрождения. Это чувствовалось по всему его облику: по развороту плеч, по ауре сдерживаемой силы и холодному выражению глаз. И снова я убедилась в правоте слов Хэмиша: перемещение в XVI век преобразит Мэтью. Внешне он остался прежним, однако внутри совершалось глубокое преображение.

Где-то в вышине ударили колокола, отбивая время.

Ученый. Вампир. Воин. Шпион. Колокола замерли перед завершающим ударом.

Принц.

Какие новые грани характера моего мужа откроются мне в нашем путешествии?

– Не будем испытывать Божье терпение, кардинал Жуайез, – резким тоном произнес Мэтью.

Жуайез двигался следом, словно Мон-Сен-Мишель принадлежал семейству де Клермон, а не Церкви.

– Milord est lui-même, – облегченно прошептал Пьер, стоящий рядом со мной.

«Милорд остается самим собой». Но остается ли он моим?

Мэтью, возможно, и был принцем, но окружающая действительность не оставляла сомнений в том, кто здесь король.

Лошади несли нас по обледенелым дорогам, и с каждым ударом их копыт я ощущала возрастающую власть и влияние отца Мэтью. Чем ближе к владениям Филиппа де Клермона, тем более властным и отстраненным становился его сын. Это заставляло меня скрежетать зубами. Между нами несколько раз вспыхивали ожесточенные споры. После очередного взрыва, когда высокомерие и деспотизм в поведении Мэтью прорывались наружу, он всегда извинялся. Зная, какой стресс испытывает муж в ожидании встречи с отцом, я прощала ему эти всплески.

Едва наступил отлив, мы покинули Мон-Сен-Мишель и по зыбучим пескам перебрались на континент. В Фужере нас встретили союзники де Клермонов и разместили в сравнительно комфортабельной башне городской крепости. За ее окнами простирался типично французский пейзаж. Через пару дней нас уже встречали в окрестностях города Боже. Туда мы приехали поздно вечером. Слуги держали в руках чадящие факелы. На их ливреях блестел знакомый мне герб Филиппа: крест и полумесяц. Впервые этот символ я увидела в Сет-Туре XXI века, роясь в письменном столе Мэтью.

– Что это за место? – спросила я, когда слуги сопроводили нас к одиноко стоящему шато.

Снаружи замок выглядел заброшенным, однако внутри нас встретило приятное тепло. Откуда-то пахло готовящейся едой.

– Замок одного старого друга, – ответил Мэтью.