— Оглашайте приговор, если вам так удобно, — Пиксель посмотрел в глаза Ефросиньи.
— Вам повезло, вы свободны, — буркнула она.
— Ура! — не сдержался Антимон.
— Это хорошо, — спокойно сказал Босс.
— За вас поручился губернатор Бримстоун, — недовольно проговорила Пронина. — Поэтому мы вернём вам оружие и корабль и отпустим.
Теперь Пиксель был у старика в долгу.
— Значит, суда не будет? — с надеждой спросил капитан.
Ефросинья помотала головой.
— Только при одном условии. Ты будешь присутствовать со мной на суде над Эпплуортом. Тем грязным предателем, который пожертвовал своим статусом и добрым именем ради негодяя в маске.
У Пикселя ёкнуло сердце. Капитан сам чуть не поступил так же, как и некий Эпплуорт.
— Хорошо, госпожа охранительница, — согласился корсар, держась за единственный шанс на свободу.
— Ты увидишь своими глазами, что происходит с теми, кто предал Империю, — процедила Ефросинья. — И если твоя вина всё же будет установлена, тебя ждёт та же участь.
Пиксель не удивился, что она до сих пор ему не верила. Он последовал за охранительницей, остановившись у входа — один из полицейских снял с него наручники.
— Отпустить остальных, — распорядилась Пронина. — А корабль задержать — пусть погуляют по нижнему городу до распоряжений Бюро или Бримстоуна.
— Да, мэм, — отозвался кто-то из полицейских.
— Не скучайте без меня, — подмигнул корсар друзьям перед уходом.
И за его спиной встали штурмовики Ефросиньи.
Зал суда был большим и непривычно светлым для этой планеты — солнечные лучи проходили сквозь высокие готические окна под куполом. В центре стояла шестиугольная платформа, вокруг которой поднимались ряды деревянных скамеек. С одной стороны лавки отсутствовали, и вместо них была кафедра с тремя стульями, над которой красовались гербы Рейвенхольда и Империи.
Внизу стены были покрыты панелями из красного дерева с выгравированными строками на высоком языке богослужений и церемоний. По параграфам и нумерации Фрося поняла, что это выдержки из Имперского Закона. А наверху, между витражными окнами стены выкрасили в белый, чтобы создать ощущение простора и причастности к праведному делу. Круглый потолок с изображениями святых, которые ниспослали смертным законы, сходился в одной точке, откуда свисали механические конструкции со множеством шлангов.
Людей на суд явилось немного — из зрителей только сама Пронина, примкнувшая к ней Надя и Пиксель. Все трое сели на скамье ближе к середине зала, а сержант Козлов со штурмовиками остался ждать в коридоре. Местная аристократия предпочитала решать проблемы в узком кругу и не привлекать посторонних. Ни дотошных журналистов, ни крикливых политиков — лишь самые необходимые лица.
— Объявляем заседание суда номер четыре-два-семь-шесть, один-восемь-семь-один-четыре открытым! — провозгласил главный охранитель.
Грейвулф восседал в середине кафедры, на самом богато украшенном стуле. Слева от него разместилась охранительница Уорбёртон, а справа — охранитель Рамзи. Седой рейвенхольдец оставался сух и спокоен, в то время как его более молодые подчинённые возбуждённо переглядывались, ожидая спектакля. Рамзи и Уорбёртон вырядились ярко: он — в чёрный фрак с алыми полосами и розой в петлице, она — в пышное платье цвета фуксии. Фрося поглядывала то на них, то на сидевшего рядом с ней Пикселя. Тот явно нервничал, опустив голову и растирая руки. И Прониной это нравилось.
— Подсудимый — Олдос Уильям Эпплуорт, эрл Тамберстон, бывший агент Священного Имперского Охранительного Бюро, — зачитал Грейвулф с планшета.
За маленьким столиком рядом с судьями сидела ассистентка Мэгги. Она громко стучала по круглым клавишам печатной машинки, и на прозрачном экране над устройством вырос текст стенограммы. Входы в суд охраняли гвардейцы из Рейвентауэра, облачённые в алые мундиры и вооружённые энергетическими пиками, а у платформы в центре копошились несколько полицейских в тёмно-синей форме.
— Пригласите его в зал, — мягко произнёс главный охранитель.
Стражи порядка подняли большой рычаг, и откуда-то снизу послышался лязг. Посреди зала из глубоких недр выехала клетка из бронированного стекла, похожая на большой аквариум. Внутри на простом железном стуле сидел не кто иной, как Эпплуорт, закованный в цепи. На предателе были только чёрные брюки и белая рубашка — ничего лишнего. При виде Фроси эрл Тамберстон горько ухмыльнулся, и она расплылась в широкой улыбке — так, что Пиксель инстинктивно отодвинулся в сторону.
— Итак, вам вменяется в вину преступление особой тяжести — предательство родины, что вас вскормила и вознесла на высокую ступень общественной пирамиды! — пророкотал Грейвулф в микрофон. — Статья девять-двенадцать Общеимперского Закона, параграф четырнадцать, я правильно помню?
Мэгги кивнула, продолжая печатать текст.