Тень Одержимого

— Гулять по ночам нехорошо! — добавляет второй.

Оба вытащили перочинные ножики. Фридрих корчит рожу, но от страха, а не злости. Они бьют ногами, опрокидывая Грюнвальда на пол.

— Не трогайте меня! — отчаянно вопит шестнадцатилетний подросток. — Не трогайте, я собственность Шер-Хана! Собственность Шер-Хана!

А они пинают лежащего Фридриха не переставая. Ощущая резкие толчки по всему телу, он видит, как изо рта вылетает кровь…

— Я собственность Шер-Хана! Оставьте меня в покое! Я собственность Шер-Хана! — от безысходности повторяет Грюнвальд в надежде, что «хозяин» его защитит.

Но вдруг Лорд Ариан с ясностью мысли словно вышел из своего тощего тела, и рядом появился другой Фридрих, взрослый и плотно сложенный. Он не должен позволить травмам взять верх. Он не должен потеряться в плену прошлого. Он уже давно не «собственность Шер-Хана». Да и никогда он ей не был.

Боль от ударов стихала, а наваждение космоварварской тюрьмы развеялось. Только слабаки из Тёмного Замка наподобие Ребеллии убеждены, что травмы определяют людей. Фридрих Грюнвальд был выше своих травм. И только его воля определяет его будущее.

— Нет будущего, — из тумана выплыл отец.

Есть! Пусть Ганс Грюнвальд продолжит пьянствовать и, скорее всего, так и помрёт, если вообще пережил вторжение космоварваров, но его сын никогда не повторит тех же ошибок.

— Нет ни криганца, ни рейвенхольдца, ни великородинца, ни глизеанца, — вещал тощий имперский пастор. — Все мы единый народ Господа-Императора…

— Вы люди, — перед Фридрихом появился ещё один проповедник.

Образ был скорее собирательным, а не соответствовал конкретному лицу. Пухлый и рыхлый человек неопределённого пола с короткими разноцветными волосами, облачённый в бесформенную одежду с претензией на экстравагантность и увешанный противоречащими друг другу значками вроде Змея Разрушения, секатора коммунистов, «инь-ян» и пацифика, будто генерал — орденами.

— С рождения вы имеете право жить так, как вам хочется, верить в тех, кого вы выбрали, любить так, как вы желаете… — голос существа проникал в разум Ариана.

Ещё одна благоглупая чушь, на поверку ничуть не лучше имперского учения. Столь же пустой идеализм: в реальной жизни своё право нужно доказать силой.

И Грюнвальд выбросил вперёд обе руки. Кулаки с молниевидными рунами на костяшках направились в сторону лжепророков из Империи и Тёмного Замка… Те повалились наземь и исчезли. Они слабы.

Они слабы, а он силён! Никто не может определить его желания и цели. Ни Шер-Хан, ни Ребеллия, ни «Чума». Никто, кроме него самого. Он не марионетка в руках судьбы или властителей Галактики. Он Субъект, целиком осознавший себя и принявший Хаос Вселенной. Он хищник, подобный легендарному зверю Манулу! И он свободен!

Фридрих широко раскрыл глаза. Он был так же прикован к кушетке в подземелье Замка, а вокруг по-прежнему ходили люди в масках. Но он уже их не боялся, как не боялся и того, что они вскроют и сломят его сознание. Глядя на их клювы, он громко захохотал.

— Что ты смеёшься? — покосился один из заговорщиков.

А Лорд Ариан продолжал заливаться смехом. Ему было попросту весело от происходящего, и он с удовольствием доведёт эту игру до конца!

— Подать ещё лекарство, — распорядился кто-то незримый.

В вену Грюнвальда снова потекла жидкость. Приборы загудели громче, и к Ариану кто-то подошёл.

— Ты был собственностью Шер-Хана, а теперь будешь собственностью «Чумы», — прокаркал тот клювоголовый.

Грюнвальд лишь осклабился в ответ и высунул язык. Но сонная нега снова начала разливаться по телу. С расслабленной улыбкой Ариан закрыл глаза — в твёрдой уверенности, что ему ничего не угрожает.

Глава 22

Родной мир

В капитанской каюте фрегата царила тьма, окутав полукруглую обзорную площадку на корме. Металлические перегородки с закрытыми ставнями лишь угадывались в тусклом свечении двух электрических канделябров.

Одержимый стоял в центре, на коленях. Без шлема — тот лежал рядом. Чёрный плащ спадал на пол, образуя круг из ткани, края которого растворялись во мраке. В руке лежал осколок прежней маски, той самой, которую повредил Пиксель. Одержимый посмотрел на золочёный, помятый кусок металла — и на него взглянуло собственное отражение. Измождённое бледное лицо, выдающийся нос и глаза, полные боли.

— Нет… — тихо произнёс, почти прошептал Одержимый.

Он до сих пор помнил прикосновение Пикселя, то дружеское тепло, которого так не хватало. О чём же сейчас думал корсар? Понял ли он, что Карл находится в страшной опасности?

Карл? Кто это такой?.. Спаситель не придёт. Ничего не будет, кроме боли. Смерть. Все мы идём к ней.

И что же?.. Искать в ней спасения?

Не спасения. Забвения. Жизнь — ничто, беспросветная Вселенная загубленных надежд. И он уйдёт, сыграв прощальную симфонию.

Нет, не уйдёт… Пиксель поможет Карлу Птитсу.

Или не поможет?..

От противоречий в разуме Одержимого раскрутился маховик гнева и ярости. Он стиснул рукой кусок маски — и почувствовал боль. Бросив осколок, Карл понял, что на перчатке из чёрной кожи появился порез, из которого течёт кровь. Тёмная и блестящая.