Тень Орла

На то, чтобы вновь зажечь светильник, понадобилось время. Но это было необходимо. Дальнейший путь лежал по узкой лестнице, которая лишь наполовину была творением рук человеческих, а на вторую половину – разломом в скале. О безопасности и удобствах тут никто не думал. Это был, насколько знал Каллистос, самый нижний уровень, ниже троп «вольных торговцев» и, проходя этим коридором, грек не мог не думать о том, что как две половинки скалы разошлись однажды, так они могут и сомкнуться… может, и прямо сейчас.

Лаз-щель открылся в большую сырую пещеру. Свет от маленькой лампы не мог осветить ее всю, он выхватывал лишь небольшие куски: причудливую колонну, образованную подземной рекой, когда-то колотившейся в эти стены, торчавший из пола сталактит, серебряный блеск на стене. И люди. Много людей. Очень много людей для такого места и такого часа. Причем, самых разных: от блохастых оборванцев с бельмами на глазах до людей вполне приличных, вида благообразного, в одежде, говорящей о хорошем достатке. Все они – и те, и другие, и третьи, которых не разглядеть – сидели прямо на полу, либо на плетеных ковриках, принесенных с собой.

Каллистос выбрал местечко посуше и устроился там.

На низком подобии подиума стоял человек в темно-красном плаще. Рядом с ним – большой глиняный кувшин. Человек, его звали Левкипий, был молод, моложе хозяина таверны «Под занавеской». Пожалуй, среди самой разношерстной публики, собравшейся здесь, не было лишь стариков. Оттого и обстановка была своеобразная. Ничуть не похожая ни на торжественные обеды Дания, ни на заседания городского суда, ни на собрание бродячего легиона, осиротевшего после крушения Рима… вообще ни на что. Каллистосу здесь невероятно нравилось.

Голос Левкипия был негромок, но заполнял всю огромную пещеру, каждый ее уголок. Неизвестно почему, звук в пещере вел себя отменно. Здесь можно было говорить, не повышая голоса – все присутствующие слышали каждое слово…

– Каллистос здесь, – отметил он, – больше опоздавших нет. Остальные заняты пополнением казны Братства.

– Своей собственной, – подал голос сосед Каллистоса.

– Это все равно, – великодушно отмахнулся Левкипий, – наполняя свой собственный сундук, мы увеличиваем наше общее богатство, ибо все мы – одна семья.

Никто не улыбнулся. Потому что улыбаться тут было нечему, Левкипий говорил сущую правду.

– Если больше возражений нет, вознесем молитву, спарты, тому, в кого кто верит. Неверующие просто посидят тихо и подумают о том, какая тяжкая ноша – жизнь и как облегчает ее вера.

Молились беззвучно, чтобы не мешать друг другу.

– Спешу донести, – продолжил Левкипий, когда разговор с богами иссяк, – что в своем подвале в семь локтей глубиной уважаемый Каллистос прячет двух посланцев из славной Кафы.

– Чего хотят эти мерзавцы?

– Эти, как справедливо заметил наш брат Феликс, во всех отношениях достойные мужи, хотят продать нам зеленых лепешек, сколько можно перевезти за раз на двух осликах.

– Под осликами они имели в виду себя?

– Себя или свою маму, это для нас неинтересно, – перебил Левкипий, – для нас интересны две вещи: цена и сроки. Наши запасы не бесконечны. С тех пор, как Танкар объявил траур по своему дружку Фриму и оставил Акру без крови лозы, дела наши совсем неплохи. Я думаю, что по этому поводу мы могли бы поднатужиться и высказать пару-тройку добрых слов в их адрес. Тем более что один из них уже покойник и похвалить его – дело, угодное богам.

Несколько мгновений все молчали. Потом кто-то глубокомысленно изрек:

– У Фрима последняя жена – красотка. И молоденькая совсем. Надо бы ее…хм… утешить.

– Ну вот, ведь можем же, когда захотим!

На этот раз почтенное собрание сдержанно посмеялось.

– А что случилось с Фримом? – спросил шепотом сосед Каллистоса.

Ответил с подиума Левкипий:

– А случилась с ним неприятность в масштабах вселенной несущественная. Его прирезали на базаре за мгновение до казни на колу.

– Чем же старик так досадил новому советнику?

– Да ничем особенным. Просто и без фантазии попытался его ограбить.

– Ограбить? – изумился кто-то впереди.

– Ну, или убить. Большое дело! Я на месте Тени отнесся бы к этому с юмором… Но Фрима бы все равно казнил.

– Так может, он и отнесся с юмором.

– Это вряд ли. Обычно тот, кто умеет смеяться, умеет и думать. А если бы Тень умел думать, он бы не позволил еверам удрать со всем городским золотом.

– Не со всем, – встрял тот же голос.

– Наше золото принадлежит не городу. Наше золото принадлежит Братству, – отрезал Левкипий, – и сейчас мы теряем время, а значит – теряем золото. Кстати, о золоте. Новый советник, храни его боги для достойной смерти, дал понять уважаемому Каллистосу, что был бы совсем не прочь взять у Братства в долг пару-тройку сундуков серебра.

– Левкипий, ты же хотел говорить о золоте!

– Золотом он тоже возьмет, – заверил Левкипий.

– Но мы будем думать не о том, возьмет ли он, а о том, дадим ли мы, – раздался женский голос, молодой и звонкий, – и о том, что мы за это возьмем, я права?

– Клео, твой ум превосходит твою красоту. А день твоей работы стоит дороже, чем ночь твоей любви.