Тень от носа

Патрисия. Этого ватерполиста? Видела, конечно. Не в пруду же мы это все… ну, вы понимаете… Хотя Андре очень любит плавать. Просто очень!

Катрин. Вы его, конечно, проклинали?

Патрисия. Конечно, (промокнув платком слезы) нет. Он вполне мог… заблудиться. С таким - то зрением. Впрочем, с хорошим - он заблудился бы еще быстрее. (Внезапно радостно.) Но он, душечка, оставил мне вот это! (Достает из сумочки сложенный лист бумаги, разворачивает, протягивает Катрин.)

Катрин. (разглядывая лист). Что это?

Патрисия. (гордо). Линия шеи.

Катрин. Линия чего?

Патрисия. (показывая на себе). Шеи, шеи. Моей шеи.

Катрин. Похоже на ногу страуса.

Патрисия. Как вам не стыдно, душечка! Он работал почти на ощупь. Как гончар. Конечно, он щупал не только шею. Но изобразил именно ее. Он трудился над ней трое суток, едва отрываясь. Я ходила по магазинам, покупала много зелени, сыра, вина. Ставила перед ним, а он все творил, творил… Ему не давали покоя полотна старых мастеров флорентийской школы. Он говорил, что Боттичелли еще в эпоху своей Венеры гениально предвидел появление через века именно такой шеи. Вообразите, душечка, — такой! Моей! (Чуть помешкав в раздумье.) Хотя, с другой стороны, на кой черт Боттичелли чужая шея, а?

Катрин. А почему она без головы?

Патрисия. Да, я тоже его об этом спрашивала. Но он ответил, что вещь должна быть ценной сама по себе. А потом, в досаде, слегка напыщенно так, выкрикнул: " Я поведу тебя в музей!"

Пауза.

Вот скажите, душечка, с вами хоть кто-нибудь прощался навсегда такой странной фразой?

Катрин. Нет, мадам, никогда. Но у меня тоже был один… водоплавающий. Боцман. Так он свистел. И довольно громко. Но может быть это от того, что он понятия не имел о музеях?.. У него отсутствовал передний зуб.

Патрисия. Вот видите, душечка, что нам остается от мужчин, — слова, слова, слова…

Катрин. Нет, мадам, мой свистел без слов. Как норд-ост.

Патрисия. Норд-ост-тоже слово. Как зуб или свист.

Катрин. А если бы он пел?

Патрисия. Кто?

Катрин. Ну, мужчина..

Патрисия. Песня — тоже слово. Только женского рода.

Катрин. А если бы играл в покер?

Патрисия. Само собой. Покер — слово известное.

Катрин. А если бы дарил цветы?

Патрисия. Могли бы и не спрашивать. Цветы… Кто их сейчас дарит? Конечно, слово.

Катрин. Ну, а если бы он был оригинальным, непохожим на других? И делал бы все-все-все иначе?

Патрисия. В жизни женщины?

Катрин. Да.

Патрисия. В жизни женщины все-все-все иначе — это ребенок. Ребенок — это слово.

Катрин (восхищенно). Мадам, вы такая умная!

Патрисия. А, нет! Это чужой ребенок — слово. А свой — сплетня.

Катрин. Почему?

Патрисия. Потому, что без мужа

Катрин. Мадам, вы еще умнее!

Патрисия. Мой сын так не считает.

Катрин (с нежностью). Он - болван.

Патрисия. А я вам что говорила?

Катрин. Но я его, кажется, люблю.

Патрисия. Любовь - тоже слово.

Катрин. (огорченно). Мадам, нельзя ли сделать так, чтобы она не была словом?

Патрисия. Нельзя. Мы этим сильно ударим по репертуару поп-исполнителей. И лишим девушек половины их словарного запаса. Это не гуманно. Особенно сейчас, в дни траура по усопшей супруге мсье Бертильона.

Катрин (изумленно). Вы ничего не путаете, мадам? Жена мсье Бертильона - умерла?

Патрисия. Увы, душечка. Такая весть, такая весть… А вы, очевидно, тут совсем недавно? Буквально с корабля на бал…

Катрин. Да. Каких-нибудь три года.

Патрисия. Три года?! (В сторону.) Слуги деградировали окончательно — им лень даже замечать, живы ли их хозяева. Пожалуй, я тоже заведу себе парочку. Каждое утро - романтическое знакомство. Шарман! (Катрин.) Вы сказали, душечка, три года? Но тогда вы должны были принимать участие в церемонии венчания — ну, той, что проходила в соборе Святого Игнасия.

Катрин. Святого Игнасия? Грешно отпираться, мадам, — принимала.

Патрисия. Вы, вероятно, несли фату. У вас для этого все данные — волнующее лицо, грация… Тот, кто несет фату, душечка, должен обязательно соответствовать невесте. Ибо несение фаты — это…

Катрин. Да, мадам, я пыталась быть под стать. По мере сил. Во всяком случае, жених был доволен.

Патрисия. Вот это важно! Если жених доволен… Это очень важно! А невеста? Не может быть, чтобы она не вызвала у вас восхищения!

Катрин. Если честно, мадам, за долгие годы я к ней так прикипела, что слегка утратила первозданную свежесть восприятия.

Патрисия. (удивленно). Так вы с ней давно знакомы?! С моей…

Катрин. Практически с рождения.

Патрисия. (вглядываясь в черты Катрин и измеряя ладонью правой руки рост воображаемого ребенка). Вы — Матильда. Ваши родители жили на улице Фуше, в розовом доме с виноградом. Третий этаж. Под вами располагалась сапожная мастерская. Сапожника звали Клод. Он был однорук.

Катрин. (озадаченно). Нет.

Патрисия. (проделав измерительные пасы левой рукой). Тогда вы — Оливия. Цветочный бульвар, шесть. Окна выходят на рыбный магазин. Во дворе неработающий фонтан с фигурой русалочки. У русалочки отбит нос.

Катрин. Что у вас, мадам, все какие-то калеки! Нет!