Тень от загородного дома

Машинально схватившись за мочку уха и тут же другой рукой взяв вторую мочку, Ольга широко распахнула глаза. Еще не успела осмыслить всего, но тело уже обдало жаром. Ладонями зажала уши, не веря, что на мочках нет сережек. Оторвалась от ушей и, глянув на пальцы, обомлела. Перстней также не было. Ощутила, как огнем полыхнуло лицо. Щеки просто закипели жаром. Глаза расширились еще сильнее. Рот раскрылся, точно собрался выдать целый поток слов, но выпустил всего один длинный и монотонный звук, похожий на вой. В глазах заметался испуг и страхом расползся по всему телу. Она долго не могла прийти в себя и смотрела на мужа с таким ужасом, что Глеб почувствовал жалость к ней:

– Да плюнь ты на это колье, Оленька! – попытался успокоить. – Ну, потеряла и потеряла, выкинь из головы, как будто его и не было!

Никаких слов Ольга все еще не могла произнести, только руками показывала мужу на свои уши и на пальцы, но Глеб не понял ее конвульсивных движений, обнял за плечи, прижал к себе:

– Успокойся, все это не стоит твоих волнений.

Наконец женщину прорвало. Язык, который, казалось, прирос к нёбу, зашевелился. Сначала тяжело и медленно, произнося слова неразборчиво. Но потом, захлебываясь, голос ее понесся по салону, как водопад:

– Ты не понимаешь, Глеб! Ты не понимаешь! Посмотри, посмотри, посмотри! С ушей исчезли серьги, и перстней на пальцах также нет! По-твоему, их я тоже потеряла? Все разом потеряла! Вот так просто шла и теряла! А сзади кто-нибудь топал за мной и подбирал! Они все пропали, Глеб! Они все пропали! Испарились! Сгинули!

– Как это? – Тут уже недоумение поползло по лицу Корозова.

За рулем притих водитель, изредка кося глаза на зеркало заднего вида. Все, что он слышал, было странно и необъяснимо.

– Как это можно все сразу потерять? Как я могла так потерять? – спрашивала Ольга. – Разве ты не понимаешь, что это невозможно? Невозможно! Невозможно! – застонала она.

Что можно было ответить на это? Действительно, невероятно. Но с другой стороны, сами по себе исчезнуть тоже не могли. Загадка. Глеб озадаченно напружинил мускулы и ответил, теряясь от оторопи:

– Согласен, что невозможно. Но раз их нет, не улетучились же они, Оленька. Значит, все-таки потеряла.

– Я же не сумасшедшая, Глеб, – обиделась она. – И с головой у меня пока еще все в порядке? – глянула вопросительно. – А может, не в порядке, раз я ничего не могу понять? Может, не в порядке? Что с моей головой, Глеб? Я, кажется, схожу с ума! Неужели я сошла с ума? Скажи, я похожа на сумасшедшую? Скажи, я сумасшедшая?

– Успокойся, Оленька! – сказал Глеб. – Ты не сумасшедшая. Просто надо успокоиться и все осмыслить. Все вспомнить по порядку. Успокойся. Разберемся, во всем разберемся. Обязательно разберемся.

– Да, да, да, да, надо разобраться, надо разобраться! – как заведенная, твердила Ольга и вопросительно заглядывала в глаза Корозову, будто ждала, когда в них появятся ответы на все вопросы.

До конца дня, пока они не легли спать, у нее не было настроения. Никакие мысли не приходили на ум. Ни плохие, ни хорошие. Дома, естественно, деньги не нашлись, а украшения – и тем более. И это особенно угнетало Ольгу. Глеб тоже ломал голову, пока ему на ум не пришла мысль о цыганах. А почему нет? Эта братия способна каждого облапошить. И он спросил:

– А ты случайно цыган возле себя не видела в торговом центре? Не крутились они поблизости? От них можно ждать чего угодно. Заговорят в два счета. Сделают свое дело – и поминай, как звали.

– Какие цыгане, Глеб? – грустно поморщилась она. – Какие еще могут быть цыгане?! – вздохнула, поправляя подушку.

Оба заснули, не найдя никаких ответов.

3

На следующий день Глеб поднялся рано, как обычно это делал. Жена еще лежала, но уже не спала. Всю ночь ворочалась с боку на бок. Загадочность случившегося настигала даже во сне, не давала покоя. Заставляла вздрагивать, вздыхать, открывать глаза и думать. Впрочем, она уже не так остро сожалела о пропажах. Постепенно все притуплялось, не будоражило так сильно, как в первые часы. Просто хотелось понять, как украшения могли исчезнуть с ее шеи, ушей и пальцев. Это по-прежнему не укладывалось в голове. Она была уверена, что никто к ней не подходил и ни с кем она не разговаривала. На этот счет даже подозрений никаких не было. Не видела объекта, на который могла бы грешить. Как люди разумные, они с Глебом понимали, что само собой ничто произойти не могло. Но увы, вспомнить она ничего нового не могла, как ни пыталась. Наконец оба сошлись во мнении, что все было, видимо, не совсем так, как представлялось Ольге.

Однако теперь поздно размахивать руками – ветра в поле не поймаешь. Глеб собрался и подошел к жене. Кровать была широкая, с резными деревянными спинками. Ольга на ней лежала свернувшись калачиком и казалась маленькой беззащитной девушкой, которую грех было обидеть. Глеб любил смотреть на нее – ее красота в пастельных тонах восхищала его; любил прижимать ее к себе, любил слушать ее спокойное дыхание рядом с собой, когда она, раскидавшись по постели, безмятежно спала:

– Ты еще полежишь? – спросил он, нагнулся и поцеловал.