Читаем Тень отражения полностью

Не нахожу, но вглядываюсь. Тщетно

Прошу, крещу и плачу незаметно

Под треск свечей. Целую образа.


Не там ищу, иду я не туда.

Они смеялись уголками ризы:

«Сначала рухни и разбейся в брызги,

Потом, быть может, мы простим тебя.»


Под потолком дёргалась в конвульсиях лампочка. Дешёвая. Тусклая. Агония продолжалась вторые сутки. Осторожные пауки подыхали с голодухи. Всех мух они давно переловили. Воздух загустел так, что, прикасаясь к стенам, уже не мог оторваться. Так и висел клочками. Пыльными. Рваными. Ненужными.


Опустевший взгляд лениво перемещался с предмета на предмет, не находя за что зацепиться. Железная кровать с провисшим панцирем напоминала скелет столетней черепахи.


Самодельный табурет кряхтел, из последних сил удерживая огромный цветок в деревянной кадке, перетянутой железными обручами. Цветок? "Мама, почему он цветок? У него нет цветов. Это обычная трава…" Слова металлическими шариками лупили стены. Отскакивали, оставляя мелкие выщерблены, падали замертво на некрашеные половицы и, подумав мгновение, с холодным стуком закатывались под кровать.

Она стояла, прислонившись лбом к шершавой стене. Глаза закрыты. Кулаки сжаты. Губы в трещинах еле заметно двигались, перебирая знакомые звуки и ощущения. Прямо над ней – портрет в массивной раме. Мальчик. Ни тени улыбки, ни искорки в чёрных глазах без зрачков. Такой маленький, бледненький, непостижимый.

Из-под кровати вылезла собака. Постояла минуту, глядя на мальчика, прошла в угол с паутиной. Подняла морду и завыла.

Лампочка дёрнулась пару раз и затихла.

В темноте, отражая любопытную луну, блеснули два огонька. Раз, другой… третий, словно затухающий маячок. Луна в испуге отшатнулась от окна, торопливо метнулась в сторону, застыла над пустошью.

глава3

Автоматизм действий символизирует стабильность. Наушники, музыка, шаги. По пути вижу уже ставшие знакомыми лица, появляющиеся из разнообразных дверей, ворот и закоулков. Окончание дня непривычно наполняет округу людьми. Оживляются забегаловки, на смену громыхающим грузовикам приходит поток легковушек. Повторяя утренний маршрут в обратном направлении, добираюсь до остановки. Естественно, народа с избытком. Чуть отойдя в сторону, решаю подождать, когда немного разъедутся. Пропустив три трамвая, наконец, загружаюсь. Здесь не пусто, но лучше, чем в предыдущих. Заняв место у открытой форточки, окидываю взглядом вагон. Вечер всегда колоритнее, чем утро. Пьяненький мужичок с выцветшим наколками что-то рассказывает соседу, оживлённо жестикулируя, женщина средних лет с уставшими глазами и залоснившейся сумкой, бывшей когда-то, вероятно, с претензией на моду. Несколько юнцов, наряженных под копирку, свежие цветные наколки напоминают кадры мультфильмов. Два парняги лет по тридцать с мордами пройдох, стеклянными глазами и подозрительно длинными рукавами для такой жары. Грузный дядька с претензией на значимость, залысиной и мокрыми пятнами в подмышках на рубашке.


Мои наблюдения прерывает кондуктор, тронув за плечо. Лезу в карман, смотрю на властелина вагона. Под сорок, крашеные в блонд засаленные волосы, небрежная косметика. Сеточка красных сосудов на лице говорит о том, что дама разбирается в недорогом алкоголе. Огрубевшие пальцы с ободранным лаком на ногтях и заусенцами, шрам на левой руке и полное отрицание мира во взгляде. Протягиваю мелочь и отмечаю стоптанную обувь, кое-где уже начавшую расходится. В этом трамвае, в отличии от утреннего, есть веяния современной эпохи. Монитор, подвешенный в передней части вагона, беспрерывно прокручивает значимые ролики, предупреждающие, что пенсионерам надо остерегаться мошенников и считать баллы в Пенсионном Фонде. Выхожу.


Фёдор Михайлович знает и ждёт это время. Улица заполняется людьми и машинами. Торопятся домой. Улица оживает, и есть в этом что-то от прихода долгожданной весны. Федору Михайловичу нравится смотреть на людей, полных повседневных забот, спешащих и идущих неторопливо, трезвых и не очень. Запылившееся окно не мешает чувствовать их близкими, пусть даже они и незнакомы. Васька, сидя на трюмо, которое так любила жена, тоже смотрит в окно. Так, вдвоём, они встречают вечер.


Дом. Милый дом. Панельная пятиэтажка, кусты сирени, самодельные лавочки и стоящие на газонах машины. Дети и подростки, гоняющие на самокатах и велосипедах. Мамашки, гуляющие с детьми.


Позапрошлый год ознаменован предвыборным ремонтом, о чём свидетельствует растрескавшийся фасад и облупившаяся краска. Киваю бабулькам у подъезда. Разрисованные почтовые ящики, доска информации от управляющей компании в точках ожогов от окурков, пластиковые окна. Четвёртый этаж, металлическая дверь, поворот ключа. Дом. Милый дом.

глава4

Вальс! Господа, начинается траурный вальс!

Скиньте пальто, отряхните в петлицах улыбку!

Если ошибка – то просто смахните ошибку

Иии -

ра'з два три

ра'з два три

ра'з два три

ра'з два три -

Вальс!


Черное платье стройнит и прекрасна вуаль.

Смокинги, бабочки, шляпы! Какие же шляпы!

Кружатся, кружатся, кружатся стропами трапы,

И загораются рампы и Вальс! Вуаля!


Слева направо и справа налево – адьё!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерти нет
Смерти нет

Десятый век. Рождение Руси. Жестокий и удивительный мир. Мир, где слабый становится рабом, а сильный – жертвой сильнейшего. Мир, где главные дороги – речные и морские пути. За право контролировать их сражаются царства и империи. А еще – небольшие, но воинственные варяжские княжества, поставившие свои города на берегах рек, мимо которых не пройти ни к Дону, ни к Волге. И чтобы удержать свои земли, не дать врагам подмять под себя, разрушить, уничтожить, нужен был вождь, способный объединить и возглавить совсем юный союз варяжских князей и показать всем: хазарам, скандинавам, византийцам, печенегам: в мир пришла новая сила, с которую следует уважать. Великий князь Олег, прозванный Вещим стал этим вождем. Так началась Русь.Соратник великого полководца Святослава, советник первого из государей Руси Владимира, он прожил долгую и славную жизнь, но смерти нет для настоящего воина. И вот – новая жизнь, в которую Сергей Духарев входит не могучим и властным князь-воеводой, а бесправным и слабым мальчишкой без рода и родни. Зато он снова молод, а вокруг мир, в котором наверняка найдется место для славного воина, которым он несомненно станет… Если выживет.

Александр Владимирович Мазин , Андрей Иванович Самойлов , Василий Вялый , Всеволод Олегович Глуховцев , Катя Че

Фантастика / Научная Фантастика / Попаданцы / Фэнтези / Современная проза