Тропинка вывела их на каменную осыпь, где ноги вязли по щиколотку в гравии. Они находились теперь у самого обрыва. У скалистой стены торчали пристройки, дополнявшие собой пещеры. Двери в домах были занавешены покрывалами или циновками, сплетенными из тростника.
Девушка остановилась перед одним из домов. Пристройка, сделанная из глины, была так же убога, как и все вокруг. Возле закрывающей вход занавески спал на солнце, свернувшись в клубок, серый котенок. Он проснулся, поднял голову и при виде девушки дружелюбно мяукнул. Немного дальше в куче песка играли двое ребятишек.
– Здесь живет Клеопа, – сказала она, останавливаясь.
Иосиф почувствовал сожаление, что они расстаются. Он мог бы так идти с ней без конца.
– А ты недалеко отсюда живешь? – спросил Иосиф. – Смогу ли я тебя еще когда-нибудь увидеть?
Она посмотрела на него с таким выражением лица, словно ее развеселил его вопрос. Снова ее рот, казалось, вздрагивал от сдерживаемого смеха. Она осторожно приподняла кувшин и поставила его на землю.
– Здесь я и живу, – сказала она.
Два человека сидели на скамье у стены, в тени вьющегося растения.
– Так ты отдашь мне ее в жены? – спрашивал Иосиф.
Клеопа был немного старше Иосифа. Его густые волосы выгорели на солнце и приобрели пепельный цвет. Лицо было смуглое, изрезанное тонкими морщинками. Весь его вид говорил о том, что этот человек привык работать в поле под открытым небом. Он сидел, опираясь на расставленные колени большими огрубевшими руками.
Ответил Клеопа не сразу. Видимо, раздумывал. Только спустя некоторое время медленно стал наклоняться всем телом вперед.
– Со вчерашнего дня я думаю о твоей просьбе. Размышляю о ней не переставая. Даже с женой советовался. Я вижу, что ты любишь ее – мы сразу это заметили. Но я хочу, чтобы ты знал, как обстоят дела. У нее нет родителей. Опекунами ее были священник Захария и его жена. Когда у нас родились Симон и Иаков, она к тому времени немного подросла, и мы попросили, чтобы она переехала в наш дом. Так и получилось. С той поры именно я стал ее опекуном.
– Елизавета говорила мне об этом.
– Жена Захарии была для нее как мать и не перестала быть ею. Елизавета заботится о ней, даже находясь вдали. Я обещал ей, что ничего без ее согласия не сделаю с Мириам. Но раз уж сама Елизавета тебя прислала… Однако я не хотел бы решать поспешно. Не обижайся Иосиф, но ведь я совсем не знаю тебя.
– Ты и не мог меня узнать.
– Ты мне нравишься: ты трудолюбив, благочестив, немногословен. Если бы речь шла о моей собственной дочери, то я бы уже решил.
– Я понимаю твое беспокойство…
– Я советовался с женой до поздней ночи. И мы готовы выполнить твою просьбу. Но… Я не знаю, как ты на это посмотришь. В Иудее, согласно старому обычаю, вопрос о женитьбе решают родители или опекуны детей, а молодым даже нельзя увидеться перед помолвкой. Здесь мы были вынуждены отойти от старого обычая. Наверное, это вызывает у тебя возмущение, но девушки у нас встречают человека, как Мириам встретила тебя, и сами говорят родителям, кого они хотят в мужья. Тебя это сильно возмущает?
– Вовсе нет.
– Действительно?
– Ну конечно. Я люблю Мириам и хотел бы, чтобы она была для меня не только женой, но и другом. Я хочу знать, согласится ли она выйти за меня по собственной воле.
Клеопа поднял голову и молча посмотрел на Иосифа, словно застигнутый врасплох его словами. Затем улыбнулся:
– Я рад, что ты так думаешь. В Иудее люди соблюдают столько предписаний… Потеряться в этом можно. Но здесь мы живем среди язычников. Я знаю, что о нас, галилеянах, говорят как о безбожниках…
– Ты считаешь, что спросить девушку о ее согласии – это безбожие?
Клеопа почесал голову.
– Разве я знаю? Разве я могу знать? Я всего лишь земледелец. Учители в синагогах говорят, что каждое нарушение древних предписаний является тяжким грехом. Что ты об этом думаешь?
– По-моему, если у нас есть уверенность в том, что, нарушая предписания, мы противимся воле Всевышнего, тогда мы грешим.
– А ты, значит, не уверен?
– Нет. Почему Всевышний должен по-разному воспринимать мужчину и женщину? Разве Он не разговаривал с Саррой,
Деворой, Юдифью? Впрочем, скажу тебе откровенно… Я люблю Мириам так, что не стал бы ее мужем, если бы не знал, что она сама этого хочет. Я просто не сумел бы иначе.
Клеопа смотрел на Иосифа, быстро моргая.
– И ты тоже? – спросил он. – Знаешь, и я не смог бы решить вопрос о ее замужестве без ее согласия. – Он вновь почесал голову. – Но как быть с предписаниями? Боюсь, что скажут люди в синагоге. Действительно, я не знаю…
– Ты рассматриваешь каждое предписание как закон Всевышнего?
– Нет. Конечно, ты прав. Зачем Всевышнему как-то по-другому смотреть на женщин? Я знаю Елизавету, знаю мою жену. Но я боюсь. А ты не боишься?
– Не боюсь. Когда человек любит…
Клеопа снова засмеялся. Но на этот раз уже немного свободнее.