Тень под куполом

Я взглянула на него внимательно рассматривая, абсолютно неидеальные черты. Люди с такой внешностью теряются в толпе, на фоне ярких и харизматичных людей, таких не видно. Лишь отдельные черты лица были ничего. Чтобы его разглядеть, надо тщательно присмотреться.

– Итак, бесконечные тени ресниц прикрывают печаль прозрачных глаз, оттенка «слез сосны», которые поселились на светлом лице, худощавого мужчины, голос которого стрекочет, словно, дрозд. Волосы темны, как смола. Чувственные губы тонки и напряжены, будто натянутые струны скрипки. Все бы ничего, но мысли его мрачны и туманны, как имя, которого нет… А взор его направлен в неизвестность. Но… одно поглощает безудержно, в глазах его отражается, ночное небо июля, в предвкушении знойной жары на утро.

Он молчал, довольно долго, не взглянув ни разу. Глядел в сторону окна, из которого виднелся обильный снегопад, который ломился в окно. Я вытаращила глаза, в надежде на комментарий. Я так старалась. Так и не дождавшись ответа, встала и направилась к выходу гремя ботинками, на зло. Затылком чуя присутствие в доме. Словно, кто-то наблюдает за мной из глухой темноты мрачной лестницы. Сердцебиение учащалось, стоило мне только вспомнить эту убогую лестницу, которая тянулась во мрак, под купол. Какой хладнокровный, даже не попрощался.

Я шла по заснеженной улице, c трудом, делая шаги. Сугробы затягивали ноги, словно трясина. Около двадцати минут я ползла, пока не остановила попутчика. Белый внедорожник с тонированными стеклами встал передо мной. И тут вспомнила слова этого человека, о манящем женщин металлоломе. Отчасти согласна с ним.

Я села на заднее сиденье с уверенностью, так как на переднем сидела женщина. Пару раз мои и глаза водителя пересеклись через зеркало. Определенно, я их видела, но где и когда, вряд ли вспомню. Было темно и на улице, и в салоне машины, и он молчал, и я.… лишь женщина, бормотала, что-то под нос, словно заведенная пластинка, а аромат парфюма водителя, заполнил весь салон.

Дорога была длинной и снежной. Он ехал неторопливо. Я только расслабилась, но вспомнила лестницу, словно горячим током пронзило тело и меня встряхнуло, пальцы вспотели, я сразу всмотрелась в зеркало, чтобы найти глаза водителя и резко пришла в себя. Что же это, черт подери?

Мне тут же показалось, словно кто-то провел ладонью по моим волосам. Я задержала дыхание, оглянулась и хотела схватить невесомую прохладную руку, но очевидно же, ничего нет. Плод воображения или нечисть, какая-то? В которую я неохотно верю. Показалось, видимо.

Когда машина остановилась во дворе дома, я, проваливаясь в сугробы, сделала два шага и этот мужчина протянул руку, в которой, что-то было.

– Ваша перьевая ручка, вы ее чуть не забыли, – прошептал он.

Я на автомате протянула руку и взяла ее, сжав в кулаке. Что меня поразило или восхитило, на нем была атласная черная рубашка, в эту метель, верхней одежды в салоне не было. Побоялась посмотреть ему в глаза, не хотелось казаться навязчивой, но, где же его видела?

Я, расчищая ногами снег, подошла к двери подъезда и повернулась, машина еще не отъехала. Дверь подъезда резко распахнулась и снесла меня, замерзшую с ног. Приспичило же соседке выгуливать собаку в третьем часу ночи так элегантно нарядив животное в розовую курточку. Пока ругаясь со мной, она отошла к тротуару, я уж подумала машина отъехала. Повернув медленно голову, увидела, что она по-прежнему стояла, уже покрытая сухими хлопьями снега. Из темного салона отчетливо виднелись воодушевленные глаза пассажира и водителя. Они не торопились уезжать. Я быстро побежала наверх, не дожидаясь лифта. О, Боги какая к чертям ручка, у меня ее и быть не было. И кто это такие? Мурашками покрывалось тело, когда я вспоминала, что около сорока минут, находилась с ними в одном салоне. Мать вашу… А сейчас жутко стало до дрожи. Отпирая дверь, вспоминала, в тот день, Романовский потребовал принести ручку, перьевую, я задумалась еще больше, стоя у окна, наблюдая за машиной, которая отъехала спустя час.

На мосту, у обрыва стояла белая иномарка. Передняя дверь справа открыта. Женщина лет тридцати сидела и смотрела на мужчину. Он стоял в паре метров, спиной, просунув руки в карманы черных классических брюк. Черная атласная рубашка переливалась в первых лучах морозного солнца.

– Если он так решил, уезжай сегодня утром. Я всем скажу, что ты в отпуске. Потом все утихнет хочешь, вернись. Хочешь, нет, оставайся. Что-то скоро произойдет.

– А остальные, что с ними? А, что это за цветы? – спросила женщина дрожащими губами, с грустной интонацией в голосе.

– Цветы оживают весной и погибают осенью.

– Цветы – это удел слабых?

– Цветы – это не наш удел, – прошептал мужчина, – ты же знаешь все, о чем говорить не стоит.

– А гордыня – это худший из грехов? – спросила она.

– Надеюсь нет. Если бы я знал, то не выживал бы, хоть ты беги, спасайся.

– Он уже внутри меня… и зовет, – обреченно, ответила она.

– Терпи, я найду выход спасти тебя и себя, нас.