Тень правителей (СИ)

«Ой, бля!.. Я в этом доме точно в винный погреб превращусь…» – и я отчаянно выпил эту полынную гадость.

В висках бешено застучало, по всему бренному организму жар прошёл волной туда и обратно, я выдохнул и понял, что абсолютно трезвый. Я оглянулся по сторонам. Мне показалось, что я появился на кухне всего пару секунд назад.

– С прибытием на родную планету! – приветствовал меня Николай. – Вино будем пить по-гречески, перемешивая с водой, или на манер царя Митридата – с мёдом?

Я вопросительно посмотрел на Людмилу.

– Нет, нет, – сказала она. – У меня ликёрчик.

– Тогда с мёдом,– резюмировал Николай. – Митридат, один из последних великих эллинистических царей, был гурманом с тонким вкусом.

– Я музыку включу? – попросила Людмила. Он перебирала лежавшие на подоконнике диски: – Можно латино?

– Латино больно шумная, – сказал Николай. – Поставь лучше Макаревича. Он алконавт достойный. Я его книжонку читал, простовато, но мило. Как раз в жилу!

– Я полагаю, что требуются объяснения? – Николай поднял бокал с вином. – Prosit!*

– Хотелось бы, – сказал я. – Предупреждать хотя бы надо.

– Я не предполагал, что ты проснёшься, – миролюбиво ответил Николай. – Впрочем, это не важно. Что ты знаешь о мистериях?

– Кое-что знаю, – напыщенно сказал я. – Я не такой тупой, как тебе кажется.

– Ладно, извини! – почти заискивающе сказал Николай. – О мистериях на самом деле никто ничего не знает. Они относятся к той же категории навсегда потерянных сакральных знаний, как космогония и алхимия. Поэтому у исследователей весьма широкое поле для фантазий: от эротических оргий до полётов во сне и наяву.

– Допустим, – сказал я. – Никто ничего не знает, кроме тебя. И что же такое секретное знаешь ты? И кому это на хер надо?!

– Только не ссорьтесь! – сказала Людмила. От ликерчика щечки её зарумянились,

повлажневший взгляд утвердился на моём паху.

– «Duo cum faciunt idem, non est idem». «Если двое делают одно и то же, это не одно и то же», – сказал Николай. – Я тоже, как и все, не знаю. Но я не стал мириться с этим фактом. Я придумал для себя свою собственную мистерию, каковую ты и наблюдал. Мне это нравится, вот, собственно, и ответ на твой второй вопрос. Более того, я готов сделать смелый вывод: поскольку придуманная мною мистерия пробуждает в моей душе неожиданные свойства и качества, то, похоже, и в древности никаких конкретных правил не существовало. Действа происходили по наитию или, если хочешь, по рекомендациям голоса свыше.

*На здоровье! (нем.)

– Ну да, ты же бездельник, – сказал я. – У тебя много времени всякой хренотенью заниматься.

– Да, я бездельник! – гордо сказал Николай. – Но не вопреки, а благодаря. В какой-то момент я понял, что если прямолинейно двигаться вперед, то логично, что придёшь к единственному выходу – смерти. Мне кажется, древние римляне именно это имели в виду, говоря: «Memento more»… Или по-другому, на любимый женский вопрос в начале знакомства: « Расскажите о себе?..», само по себе напрашивается: « родился, вырос, живу. Когда-нибудь умру. Девушка, к чему эта болтовня? Пойдёмте в номера…»

Следовательно, гармония не в прямолинейности, не в доме, ребёнке и дереве, точнее, не только в этом, а в понимании необходимости всех вывертов, скачков, падений и подъёмов, которые преподносит нам судьба. И, безусловно, в бесстрашии смотреть в глаза льву, когда, оскалив пасть, он мчится на тебя. Стоять спокойно и смотреть, зная, что ты выше, чем тварь бессловесная.

– Плавали-знаем, – сказал я. – Все эти Махатмы Ганди, Лев Толстой. Непротивление злу насилием…

– Я не совсем об этом, – поморщился Николай. – Вопрос не в том, подставлять левую щеку или нет. Трагедия подавляющего большинства людей заключается банально в неправильной расстановке приоритетов. Попросту говоря, ищут бога в доме, где живет дьявол. Казалось бы, чего уж легче: каждое утро, почистив зубы, задумайся, что для тебя самое главное в жизни. И определив это главное, действуй. Но нет – миллиарды мыслящих существ на планете ежедневно бегут по жизни как белка в колесе, и все эти вопросы – куда, зачем, почему – существуют отдельно от них, став привилегией странноватых людей, в усмешку называемых философами. Хотя в той же русской литературе устами Козьмы Пруткова сформулировано предельно ясно и конкретно: зри в корень! Ну, пытался граф Лев Николаевич обучать своих крепостных наукам и благородной премудрости. Ну, бродили его поклонники разночинцы по деревням и весям. А толку?! Года со смерти Толстого не прошло, как его же любимые крестьяне попытались усадьбу сжечь. Революция, «русский бунт, бессмысленный и беспощадный…» И у другого классика, Федора Михайловича, папеньку, добрейшей души человека, крестьяне на вилы насадили. Те же римляне, извини, высказались жестоко и цинично: «То, что позволено Юпитеру, не дозволяется быку!»

– Все вы, жидяры, русский народ ненавидите! – вдруг сорвалось у меня с языка.

«Тундра! – мысленно сказал я себе. – Ну, ты выдал. Вот не ожидал. Ты же интернационалист….»

Николай улыбнулся и откупорил новую, по-моему, четвёртую бутылку: