Тень прошлого

На той части головы участкового, которая не была скрыта фуражкой, медленно проступило выражение тупого изумления: к такому обращению он не привык, по крайней мере здесь. Званцев между делом вспомнил вычитанное где-то утверждение: люди, которые не уважают себя сами, требуют повышенного уважения от окружающих. «Хрен тебе, а не уважение, мусорюга», – подумал он и, не скрываясь, посмотрел на часы. Было без чего-то пять – времени на то, чтобы «умыть» эту обезьяну, хватало с избытком.

– Времени у меня сегодня в обрез, – заявил он. – Сам понимаешь, я – не ты, мне бабки зарабатывать приходится, потому как просить меня мама с папой не научили.

И на себя зарабатывать, и на тебя, дармоеда. Поэтому – вот, держи.

Не глядя, он открыл дверцу сейфа, вынул оттуда пачку стодолларовых купюр, разорвал банковскую обертку и, подцепив одну бумажку, бросил ее на стол перед участковым, который стоял столбом, молча хватая воздух разинутым ртом и явно собираясь заорать.

– Не надо благодарить, – опередил его Званцев. – Забирай и отчаливай.

– Ах ты.., ах ты, бандитская рожа! – собравшись с мыслями, выдавил из себя участковый. – Ах ты,., кооператор херов!

– Кто?! – Званцев расхохотался. – Ну, братец, ну, развеселил! Ну ты и ископаемое! Год-то какой на дворе, ты хоть знаешь? В общем, или бери деньги, или вали отсюда писать рапорт: так, мол, и так, гражданин Званцев обозвал меня бараном и дармоедом и послал на хер, откуда и пишу… До пенсии доработать хочешь? – спросил он, снова переходя на серьезный тон. – Тогда хватай деньги и уноси ноги, иначе завтра же пойдешь работу искать.

Я ясно излагаю?

– Это мы еще посмотрим, кто яснее изложит, – проворчал Ивантеев, но деньги со стола исчезли: честно говоря, Званцев даже не успел заметить, когда и как это произошло. Во дает, подумал он с невольным восхищением.

Просто не день, а сплошной праздник…

– Оскорбление при исполнении… – продолжал бубнить участковый.

– Да брось ты дурака валять, Петрович, – миролюбиво сказал Званцев. – Ну какое у тебя тут исполнение?

Не срамись ты, честное слово… Ну говорю же: некогда мне с тобой, иди ты от греха… Баксы ведь небось в чулок складываешь, на иномарку копишь? А ты не подумал, что я мог номера купюр переписать?

Ивантеев заметно вздрогнул: выстрел угодил точно в цель, да Званцев в этом и не сомневался, поскольку во все времена предпочитал точное знание самым гениальным догадкам.

– Так я же что, – забормотал участковый. – Я ж ничего. Для порядка только, потому что, сами понимаете…

А так я ничего…

– То-то и оно, – со вздохом сказал ему Званцев, – что ты – ничего. А ничего – это, брат, пустое место.

Ну все, ступай, ступай, некогда.

Он демонстративно уставился в лежавшие на столе бумаги и не поднимал головы до тех пор, пока за лейтенантом не закрылась дверь. Он ожидал, что Ивантеев хотя бы хлопнет дверью на прощание, но та закрылась тихо, и даже защелка, казалось, чмокнула приглушенно, чуть ли не шепотом. "А ведь он мне это припомнит, – подумал Званцев. – Во всяком случае, попытается. Ну и черт с ним! Чтобы следить за тем, как исполняются законы, и уж тем более чтобы использовать эти законы в своих интересах, их, законы эти самые, надо, как минимум, знать.

Ну просто прелесть что за день! Все у меня сегодня получается!"

Он снова посмотрел на часы и встал. Пора было отправляться на прогулку по парку, подышать свежим воздухом и полюбоваться живописным прудом с беседкой на берегу.

Глава 7

На исходе этого длинного субботнего дня майор в отставке Балашихин вошел в парк, со всех сторон зажатый .серыми бетонными массивами микрорайонов и напоминавший от этого горную котловину, поросшую смешанным лесом. Парк и был когда-то лесом, кусок которого каким-то образом пощадили архитекторы из ГлавАПУ и разудалые московские строители. Теперь, впрочем, о прошлом здесь мало что напоминало. Бывший перелесок был основательно вытоптан и прорежен, вдоль и поперек расчерчен асфальтовыми дорожками и утыкан скрипучими качелями, вокруг которых, как слепни вокруг лошади, роилась детвора, оглашавшая окрестности своими дикими воплями. Собранные в кучу, эти цветы жизни сильно напоминали Балашихину племя свирепых пигмеев-людоедов, и он в который раз поздравил себя с тем, что в свое время счастливо избежал брачных уз.

Он вошел в парк не сразу. Остановив такси в двух кварталах отсюда, он не спеша прошелся пешком, внимательно глядя по сторонам и автоматически выполняя давно вошедшие в плоть и кровь приемы, с помощью которых профессионалы всего мира обычно избавляются от «хвостов». Делал он это скорее по привычке, чем в силу осознанной необходимости, ни на секунду не сомневаясь в том, что, будучи заподозренным в двойной игре, давным-давно стал бы трупом.

Слежки он за собой не обнаружил, да ее и не было, и бывший майор, растоптав последние сомнения, направился к месту встречи, тем более что времени оставалось в обрез.