Тень разрастается

– Нет, сколько? Сравнимо с энергией двух человеческих жизней? – Куратор пристал, как банный лист.

Я знала эту его интонацию. Начинает говорить так – не отвяжется, пока своего не получит. Анте тоже это почувствовал, видимо:

– Двух не хватит.

– Трех? Семи? Дюжины?

– Может, семи… Вы что, решили мне кого-то на заклание привести? Прямо сейчас? – неприязненно предположил маньяк.

– Почти, – сказал Полынь.

И оба умолкли. Хм. Я, встряхнувшись, вернулась к самокопанию.

Но тут в палате раздался страшный грохот.

Не то чтобы у нас до этого было тихо: сами понимаете, комнату наполнило уже никак не меньше полусотни иномирных насекомых, жужжащих и звенящих. Но сейчас грохот был вполне повседневный.

Шолоховский такой. Строительный. Так в Речном управлении бахают на мостовую туши выловленных из реки кракенов. А в Казначействе – обрушивают на весы стопудовые мешки со свежими монетками.

– Вы его сохранили?! – Анте выкрикнул эту фразу с неподдельным изумлением.

Я не удержалась и открыла глаза.

Полынь, по чьему виску ползла засохшая струйка крови (привет, цветочный горшок от Дахху), эдак небрежно, выпендрежно, плечом опирался об огромный камень. Камень – настоящий кусок скалы высотой не меньше полутора метров – возвышался в центре комнаты. Темно-багровый, он пестрел желтыми пульсирующими прожилками и, казалось, был живым. Где-то там. Внутри.

– Это же улика. – Полынь снисходительно посмотрел на маньяка и дернул в сторону камня острым подбородком. – Используйте! Давно ж собирались, да?

– Тинави, отпускайте унни… – ошалело пробормотал Анте и подошел к кровавику.

Мне не требовалось разрешение, потому что я уже это сделала.

Кровавик я видела первый раз в жизни, но сразу догадалась, что это он. Наряду с черной краской из Мудры, этот редкий камень славился тем, что умел накапливать энергию. Именно в него шолоховский маньяк этой весной сгонял унни, украденную у своих жертв. В кровавике, или, по-научному, гематите, хранилась, поблескивая, жизненная энергия садовника Олафа Сигри, пособницы Давьера леди Айрин и других прошедших «Ночную пляску».

Честно говоря, я никак не ожидала, что Иноземное ведомство сохранит камень с заключенной внутри него халявной энергией. А Ловчий не только ожидал, но и знал, где этот камень – в два Прыжка – раздобыть.

Как же хорошо, что есть Полынь!..

Пока я размышляла над всем этим, Анте Давьер положил ладони на камень. Нежно, будто ящерку хотел приласкать. Гематит задымился, и зрачки Давьера расширились, поглотив радужную оболочку.

Теннет начал плести заклинание.

Перебирая пальцами, он медленно разводил руки, будто открывая кому-то объятия. В пространстве между его ладонями начали появляться некие астрологические символы: тонкие золотые рисунки, обозначающие планеты и созвездия, небесные карты и календари, а также изображения рук, глаз и зеркал, помещенных в причудливые схемы… Все эти эмблемы, поблескивая и мерцая, крутились вокруг своей оси и вокруг Теннета. Они приближались и отдалялись, и Теннет вглядывался в них, выбирая какую-то конкретную, нужную ему фигуру.

Наконец, выбрал: циферблат, заточенный в многоугольники и полумесяцы. Хранитель щелкнул по схеме пальцем, и она вдруг обернулась песочными часами. Теннет схватил их двумя пальцами и повернул горизонтально. Они замерли – потом осыпались пеплом… Мне вдруг стало сложно дышать.

Свободной рукой хранитель начал делать такой жест, будто водой брызгал, и вокруг принца Лиссая стала разрастаться и крепнуть стеклянная сфера. Лиссай оказался будто заключенным в прочное стекло имаграфа.

Теннет что-то протянул нараспев и, неожиданно упав на колени, стукнул ладонями по мраморному полу Лазарета. Свет в магических сферах замигал.

Полынь с любопытством уставился на свои болтавшиеся на цепочке часы. Стрелки у них бешено, с жужжанием, закрутились. Закрутилась и вся комната, закрутилась я, закрутились сбившиеся в стайку приспешники Зверя, пушечное мясо в армии Небытия…

Я подумала, что меня сейчас стошнит от подобного насилия над вестибуляркой. Полынь жадно оглядывался, запоминая, что к чему, и смотрел на маньяка с тщательно скрываемым уважением.

Теннет проорал какое-то многосложное слово с превалирующими в нем звуками «тс» и «ш», а потом снова ударил ладонями об пол.

Кружение остановилось.

Комната вернулась в свое нормальное состояние: белое и унылое.

Лиссай, портал и кучка насекомых живописно замерли в центре палаты. Они были будто помещены в золотой янтарь. Уменьши эту композицию раз в тридцать – получится симпатичный такой кулончик на шею. Только и надо, что металлической проволокой оплести да на цепочку надеть.

Анте поднялся с пола, кивнул нам с Полынью:

– Советую вам поскорее разобраться с теми, кто уже проник в Шолох. Это неприятно. Хотя главное зло я притормозил, – и он надменно блеснул глазами.

– Обязательно. Но у вас же осталась еще энергия после колдовства, я чувствую ее поле. – Полынь приподнял бровь. – Так что присоединяйтесь к уборке, будьте добры.

Анте развел руками:

– Простите, но это для меня. За хорошую работу.

И маньяк, блаженно прикрыв глаза, чуть-чуть подлетел над полом.