Тень Роксоланы

– Надо бы обязать всех женщин учиться, – заметил Сулейман в беседе с шейх-уль-исламом. – Посмотрите, чего добилась Хюррем Султан, посещая мою библиотеку.

– Не дай Аллах, повелитель! – воскликнул шейх-уль-ислам. – Султанша – счастливое исключение, она удивительна и неповторима. Она очень умна, но при этом любит вас и всецело вам предана. Но представьте, что подобную власть дадут всем женщинам! Ведь далеко не все они столь преданы и честны. Как же тогда мужчины будут управлять ими?

Сулейман задумчиво кивнул.

Для Стамбула наступал золотой век, время величия. На рынках продавали и покупали, золото и серебро лились нескончаемыми потоками. Военные походы были успешны, и османская армия покоряла все новые и новые земли. Никто не сомневался, что когда-нибудь Сулейман исполнит заветную мечту и намаз прозвучит в самом сердце христианства, в самом Риме, у подножия престола святого Петра.

Ну а сам Сулейман наслаждался безоблачным счастьем в объятиях своей рыжей колдуньи, и ее зеленоватые глаза были единственным морем, в которое он желал окунаться, а пышные локоны – единственным одеялом, согревающим его тело.

Часть третья Сумеречный ветер

Вечерние сумерки – самое странное время суток. Время, когда уходящий день еще цепляется всеми силами за часовые стрелки, выпуская то острый солнечный луч, выплескивающийся из-за облака, то прохладный порыв ветерка, несущего полуденный аромат. День не хочет уступать время ночи, и эта борьба приводит к удивительным обманам. В вечерних сумерках все изменчиво, все не такое, каким кажется. Тени колеблются, делая мелкое значительным, а великое уменьшая до несущественной малости.

Сумерки – время усталости, подготовки к отдыху. Дела одного дня уже завершены, а на начало новых нет времени, и усталые руки складываются в бессилии, а затуманенные глаза сами закрываются. Сумерки обволакивают, уговаривают отдохнуть. Зачем суетиться сейчас? Завтра будет новый день, и тогда все вновь проснется, обновленным и радостным, и можно продолжать начатое.

Вот только день может и не наступить. Тем более что за сумерками с неизбежностью следует ночь.

* * *

Время шло. На стамбульских базарах говорили уже о праведности Хюррем Султан, а вовсе не о ее колдовстве. Не может же быть колдуньей султанша, которая построила столько мечетей, больниц и школ! Ее благие дела известны всем, и сам шейх-уль-ислам с уважением произносит ее имя. К тому же она ведь больше не рабыня, не наложница султана, а его законная жена. После смерти Валиде Султан Сулейман совершил никях со своей любимой. Немыслимое, конечно, дело, такого еще не бывало в Османской империи, но и такой султанши, как Хюррем Султан, тоже не видывал Стамбул. Так что пусть будет единственной женой султана, если это – на благо!

А вот о великом визире, Ибрагиме Паргалы, говорили худое. Теперь его обвиняли в тайном христианстве, во взяточничестве и стяжательстве. О нем говорили, что во время последнего похода в Персию он посмел присвоить себе султанский титул, называл себя Сераскир Султан! А еще говорили, что Искандера Челеби, бывшего дефтердара Османской империи, казнили безвинно, по навету Паргалы, который возжаждал получить богатства казначея. Болтали также, что Ибрагим свел с ума свою жену, Хатидже Султан, и держит ее в темных покоях, чтобы она болела от страха и умерла поскорее. Хатидже Султан и в самом деле не отличалась твердостью рассудка, но был ли в этом виновен ее муж – неизвестно. А народ на стамбульских базарах уверенно обвинял его во всем. В скором времени эти слухи докатились и до Топкапы, постучались в покои султана вместе с его тайными соглядатаями.

* * *

Хюррем Султан рассматривала небольшой макет будущей мечети, представленный ей главным архитектором. Она любовалась чистотой линий, роскошными белыми куполами, просторными оконными проемами… Прикрыв глаза, воображала, как маленькое здание растет, становится огромным, и множество людей входят под прохладу сводов, и гудят негромко голоса, и солнце заглядывает в окна, заливая все внутри чистым золотым светом.

– Мне нравится, – сказала она, и Мимар Синан покраснел от удовольствия.

Бывший воин, он недавно занял должность главного архитектора и был очень чувствителен к похвалам. Мечеть, которую строила Хюррем Султан, стала первым его большим проектом, и Синану хотелось сделать нечто внушительное, великолепное, такое, чего не было больше нигде. Архитектор мечтал построить такие сооружения, о которых будут помнить долгие столетия, он жаждал прославить не себя, но всю империю. Великолепные дворцы и храмы, которые Синан видел во время походов в земли неверных, не давали ему спокойно спать, будоражили воображение, и он хотел превзойти тех архитекторов, что строили подобную красоту.

– Этот макет нужно показать повелителю, – заявила Хюррем Султан. – Но я и так знаю, что он скажет. – Она ободряюще улыбнулась Синану. – Ему наверняка понравится.