Тень рыцаря

Я не понимал, к чему он клонит. Король ненавидел насилие, он ненавидел рисковать нашими жизнями. Мы все это знали.

– Мы пошли на это добровольно, – отозвался я. – Плащеносцев никто не вербует, не то что у герцогов…

– Рыцарей тоже никто не вербует, – возразил он.

Я чуть не сплюнул: в те дни даже малейшего упоминания о рыцарях хватало, чтобы вывести меня из себя.

– Прошу прощения, ваше величество, но рыцари берут в руки оружие, чтобы пощекотать свое эго, веря, что богатство, подготовка, доспехи и боги знают что еще делают их такими важными, что они будут жить вечно. Когда рыцаря убивают в бою, на лице его появляется удивление.

– А плащеносцы?

– Мы проводим жизнь в служении, ради справедливости в стране и в мире.

Король горестно рассмеялся.

– Наша страна очень маленькая, Фалькио. Когда-нибудь ты перейдешь границу королевства и поймешь, насколько мы ничтожны.

– Что ж, я начну бороться за справедливость здесь, а потом поеду и в другие страны, когда появится больше времени.

Он обернулся и посмотрел на меня, как всегда, криво улыбаясь.

– До чего ж ты в себе уверен, первый кантор.

– Нет, я в тебе уверен.

Лицо его погрустнело, и король отвернулся.

– Иногда, Фалькио, твоя вера настолько тяжела, что я не могу ее вынести.

– Да я…

Он махнул рукой, и я замолчал. Повисла тишина: Пэлис выглядывал в окно, я молча сидел в нескольких футах от него. Король меня не отослал, и спустя пару минут я решил воспользоваться нашей дружбой.

– Что ты сделал?

– А-а?

– Я спросил, что ты сделал? – Если он собирался послать кого-то из плащеносцев на задание, с которого тот вряд ли вернется, я хотел это знать. – Ты явно совершил то, что терзает твою совесть. Кого ты послал?

Он покачал головой.

– Того, кого ты не знаешь.

Отчего-то этот ответ удивил меня. Плащеносцы были самыми искусными поединщиками в стране, и в те дни я знал каждого из них по имени. Послать того, кто не настолько искусен, довольно… жестоко.

– Если задание так важно, то почему бы не послать кого-то из нас?

– Потому что мне нужен был человек, которого можно развратить. – Он повернулся ко мне. – И я хотел надеяться на то, что он сможет преодолеть порок, способный уничтожить душу любого человека.

– Каким образом?

– Довольно, – сказал Пэлис. – Я устал от твоих вопросов, Фалькио. Устал, что ты сидишь и смотришь на меня как на…

Он смял записку и уронил ее на пол.

– К черту твою веру, Фалькио.

Король вышел через открытую дверь и побрел к замку, оставив меня одного с едой, питьем и моими заметками об имущественном споре. Спустя несколько минут я нагнулся и поднял смятую записку. Расправил ее и прочитал.

Там была всего лишь одна строчка, написанная женской рукой. «Я пропала».

Утром девятого дня я уже не заботился ни о боли, ни о жизни, ни даже о своей душе. Дашини утратили надо мной власть.

Дариана, Герин и еще двое дашини остались со мной. С одной стороны поляны на земле сидела Валиана, связанная по рукам и ногам. С другой – барды, живая и мертвый: тело Колвина воняло так сильно, что даже я начал ощущать запах, но оно все еще висело, привязанное к дереву. Нера, как всегда, смотрела на меня. Изо рта у нее торчал кляп. Я чувствовал себя виноватым под ее тяжелым взглядом.

Они хотели, чтобы трубадуры увидели то, что дашини сделали со мной, а затем рассказали эту историю всему свету – но Валиану они точно убьют: она для них никакой ценности не представляет. Она лишь маленькая, уродливая частичка моей смерти.

Даже сквозь мучительное изнеможение я понимал всю иронию ситуации. Сначала я винил во всем лекаря. Почему Фиренси отпустил ее? Ее тяжело ранили клинком – нужно было привязать ее к постели на месяц. Я пытался проклинать его, но не нашел в себе сил.

Валиана искала смерть с тех пор, как надела этот чертов плащ, чтобы доказать всему миру, что героизм – удел не только знатных. «Я – Валиана валь Монд, черт возьми. И я заставлю с собой считаться». Заставит, конечно. Дашини используют ее для того, чтобы сделать мою смерть немного хуже, – вместо того чтобы вдохновлять других, она раз и навсегда станет доказательством для грядущих поколений, что смерть благородной не бывает.

Этим утром Герин пребывал в прекрасном расположении духа.

– Ты знаешь, сколько раз твой жалкий король посылал своих лазутчиков, чтобы они затесались в наши ряды, Фалькио?

– Слишком мало? – предположил я, но на самом деле этого не сказал. Из губ моих слетело лишь жалобное «прошу».

– Двенадцать. Двенадцать раз он подсылал плащеносцев, чтобы они вступили в наши ряды. – Он достал тряпочку из складок плаща. – Я сохранил сувениры.

Он открыл сумку и достал из нее ожерелье из костяшек пальцев.

– Двенадцать. Двенадцать пальчиков.

Вероятно, Герин хотел напугать меня или ждал, что я разозлюсь из-за павших товарищей, но, увидев их пальцы, я лишь подумал об их семьях. Наверняка у всех этих плащеносцев были родные, которые любили их, вспоминали о них. Им ничего не осталось на память о близких.