Тень рыцаря

Моих ушей достиг приглушенный крик – я обернулся и увидел, что ко мне кто-то бежит, «ночная мгла» облекала его распростертые руки. Это был один из деревенских жителей. Баннис? Барис? Я помнил лишь, что он выращивал на поле ячмень и варил пиво. Крестьянам оно нравилось.

– Селеста! – закричал он и, не обращая внимания на мои клинки, оттолкнул меня от тела. Упал на колени, обнял девочку, качая ее на руках. – Я же говорил ей, чтобы осталась в горах! – рыдал крестьянин. – Говорил… Я вернулся, но она ушла: наверное, побежала за мной. Вы!.. Это все из-за вас и ваших проклятых плащеносцев. Будьте вы прокляты! Проклятые… шкурники!

Он рыдал и кричал на меня, обвиняя во всех смертных грехах, говорил все, что обычно говорит человек, который держит на руках мертвого ребенка и ищет виновного в его гибели. Мне тоже хотелось заорать на него, сказать, что если бы он и его трижды проклятые односельчане не предали нас, то девочка бы не погибла, но я не мог заставить себя открыть рот, потому что в чем-то он был прав. Не будь нас здесь, им бы не пришлось предавать нас, и, возможно, ничего бы не случилось.

С другой стороны, это же Тристия.

Я крепче сжал рапиры. Скорбь улетучивается быстрее, чем нужно, когда ты окружен врагами, и гнев вносит ясность. Нужно разыскать Трин и заставить ее заплатить за это. И не только за взрослых и детей, погибших в селениях по всему герцогству Путнам – таким образом Трин пыталась заставить герцога Эрриса поддержать ее, – но и за убийство лорда Тремонди, и за то, что она собиралась сделать с Алиной.

Мглу разорвал звон лязгающей стали, и чувство вины сменилось страхом. Иди вперед, сказал я себе. Хватит сидеть и скорбеть. Алина где-то там, одна, ждет, пока ты найдешь ее. Я побежал на звуки, раздававшиеся во мгле. Я найду ее, пообещал я себе. Алина – девочка умная и храбрая, когда нужно: разве мы с ней не продержались в Рижу почти всю Кровавую неделю, пока нас не поймали? Я был уверен, что она где-то спряталась. Нашла укромное местечко и ждет меня, и я найду ее раньше, чем это сделают люди Трин, заберу ее, и мы ускачем отсюда как можно дальше. Дочь короля не погибнет из-за меня.

Брасти я обнаружил ярдов через пятьдесят, у деревенского колодца: он сидел на теле поверженного противника, лежавшего лицом в грязи, и баюкал руку.

– Этот сукин сын меня зацепил, – сказал он, показывая рану не глубже царапины от бритвы.

– Жить будешь, – ответил я. – Вставай.

– Это же рука, Фалькио, – продолжал жаловаться Брасти, поднимаясь на ноги. – Я лучник, а не фехтовальщик. Мое искусство требует точности и навыка: это тебе не куском заостренной стали махать, как старик палкой.

– Напомни, чтобы я тебе потом руку поцеловал, и сразу все пройдет, – сказал я, таща его за собой.

Мы побежали дальше во мглу, перепрыгивая через усыпавшие землю тела деревенских жителей, плащеносцев и воинов Трин. Алины нигде не было, и я взмолился Биргиде, Наплакавшей реку, чтобы она помогла нам ее найти.

– Где Кест? – спросил я.

– Не знаю. Я потерял его из вида, как только появился здоровенный вооруженный ублюдок, который легко расправился с двумя плащеносцами Швеи. Я говорил Кесту, что нужно держаться вместе, но его лицо засветилось красным, и он пропустил мои слова мимо ушей. – Брасти помрачнел. – Он все еще делает это, Фалькио. Он просто…

– Я знаю.

С тех пор как Кест победил Кавейла, Разрезающего клинком воду, и стал святым, что-то в нем изменилось. Когда мы попадали в беду, он шел прямиком к сильнейшему бойцу, и только к нему, словно неудержимый порыв побеждал здравый смысл.

– Фалькио, нам нужен план. Мы понятия не имеем, сколько воинов Трин нас поджидают. Может, их в десять раз больше, чем нас. Нам известно лишь то, что все они в доспехах.

Это меня напугало: Брасти Гудбоу, человек, который терпеть не мог заранее планировать, напоминал о том, что нужно разработать стратегию. И все же он был прав: мы, плащеносцы, умели драться на поединках, а не выступать против целой армии. Кроме того, из-за «мглы» и темно-серых одежд рыцарей Трин обнаружить слабые места в их доспехах оказалось намного сложней. Нам требовалось найти преимущество, придумать какой-нибудь трюк, чтобы сбить их с толку, когда появится подходящий момент.

– Брасти, возьми-ка Невоздержанность и полезай на крышу.

– Это не поможет. Может, там воздух и почище, но во «мгле» я друзей от врагов не отличу. Могу попасть в наших. Почему эти рыцари не сражаются в блестящих доспехах, как раньше?

Я сунул руку за пазуху и из маленького кармана – одного из многих, где хранились различные необходимые плащеносцу приспособления, – достал три кусочка «светлячка».

– Предоставь это мне, – сказал я. – А сам захвати свои чертовы длинные стрелы из железного дерева и полезай наверх.

– Ладно, только потом не вини меня, если я кого-то из наших застрелю, – ответил он и побежал в том направлении, откуда мы пришли, вглубь деревни.