Тень Саганами

— Как только было принято решение о сближении и атаке Бандита-Три, — продолжила она, — встал вопрос о распределении огня. В то время как обеспечение быстрого уничтожения цели было правильным решением, полный двойной залп представлял собой значительную долю избыточности. Учитывая это, возможно, было бы лучше отправить в тот момент хотя бы ещё несколько ракет в "тяжелый крейсер". Это хотя бы заставило его защищаться, в случае чего, вероятно, стало бы ясно, что у него значительно больше кластеров ПРО и противоракетных пусковых, чем должно быть у тяжелого крейсера. Вдобавок, будь он и в самом деле тяжелым крейсером, каким притворялся, и если бы вы действительно нанесли ему настолько серьезные повреждения, насколько он изображал, его защита могла быть настолько ослаблена, что вы могли бы нанести дополнительные повреждения только частью полного ракетного залпа. Это, однако, может быть оспорено. Концентрация огня — один из главных принципов успешной тактики, и хотя эсминец ещё не был на расстоянии, где был бы способен угрожать конвою, он был ближайшей угрозой. И, конечно, получи "тяжелый крейсер" такие повреждения импеллеров, которые вы думали у него были — и если бы он не мог их починить — у вас была бы уйма времени разобраться с ним позже.

Абигайль снова сделала паузу, наблюдая, как её ученики — хотя ей до сих пор казалось странным считать людей настолько близких к ней по возрасту "учениками" — переваривают то, что она сказала. Она дала им несколько секунд на обдумывание, а затем снова повернулась к Рагнхильд Павлетич.

— А теперь миз Павлетич, — произнесла она с приятной улыбкой. — О реакции вашей команды борьбы за живучесть на первые повреждения. Рассматривали ли вы, когда был уничтожен генератор гравистены номер два, возможность перенаправления…

Глава 7

— Я ощущаю себя идиоткой, — почти прорычала молодая женщина. Её тёмно-карие глаза гневно полыхнули, но двух мужчин, сидевших напротив неё за отдельным столиком в тускло освещённом баре ресторана, это не взволновало. Точнее, не взволновало, что этот гнев может быть направлен на них. В последнее время Агнес Нордбрандт бесило многое. Что, в конце концов, и свело их вместе.

— Лучше ощущать себя идиоткой, чем оказаться в лапах сизарей, — отозвался один из мужчин. Кличка обыгрывала тёмно-серый цвет формы Национальной Полиции Корнати.

— Может быть, — Нордбрандт раздражённо подёргала светлый парик, прикрывавший её собственные чёрные волосы. Один из мужчин язвительно изогнул бровь, и она фыркнула: — Арест мог бы дать мне более заметную трибуну!

— На день-другой, — отреагировал другой.

Он, очевидно, был в этой паре старшим, а его внешность — средне-каштановые волосы, неяркие карие глаза, неброские черты лица, среднее телосложение — была настолько незапоминающейся, что Нордбрандт ощущала раздражающую уверенность, что ему ни разу в жизни не приходилось прибегать к изменению внешности.

— Может быть, даже на несколько недель. Чёрт, будем оптимистами и сойдёмся на трёх месяцах. Затем вынесение приговора, заключение в тюрьму, и вы исчезли из политического уравнения. Это то, чего вы действительно хотите?

— Конечно, нет, — взгляд Нордбрандт метнулся по полутемному залу.

Большая часть её раздражения, и она прекрасно это сознавала, проистекала от нежелания вести подобные разговоры в публичном месте. С другой стороны, человек, которого она знала только как "Зачинщика", был, вероятно, прав. Учитывая дефицит современных технических средств в Скоплении Талботта, производимый прочими посетителями фоновый шум, скорее всего, обеспечивал всю необходимую маскировку их разговора. Не стоило сбрасывать со счетов и принцип прятаться на самом видном месте, чтобы не возбуждать подозрений.

— И я так не думаю, — сказал Зачинщик. — Но если у вас есть хоть какие-то позывы пойти этим путём, мне бы действительно хотелось знать это сейчас. Лично я не испытываю желания ознакомиться с интерьером чьей бы то ни было тюрьмы, что прямо здесь, на Корнати, что за тридевять звёзд отсюда у манти. Что означает, что я не особо заинтересован работать с кем-то, кто может захотеть лично испытать достижения пенологии[10] только для того, чтобы сделать политическое заявление.

— Не волнуйтесь, — буркнула Нордбрандт. — Вы правы. Позволить им посадить себя за решётку будет хуже, чем бессмыслицей.

— Я рад, что наши взгляды сходятся. А сходятся ли они ещё в отношении чего-нибудь?