Тень секретарши Гамлета

– Да… он, зараза… – От близости ее тела Севка ничего не соображал.

– Скажи, как продвигается мое дело? – По лицу Милы пробежала тень озабоченности.

– Никак. То есть как-то там оно продвигается, конечно… – Севка попытался прижать ее к себе крепче, но Мила остановилась и отстранилась.

– То есть как это – «никак»? Что значит «как-то там продвигается»?!

Меньше всего Фокин хотел говорить о работе, но ему пришлось это сделать.

– Понимаешь, – присел он за стол и залпом выпил стакан сухого вина, потом еще один и еще, чтобы остудить пыл разгоряченного тела, – отчего-то мне все твердят, что твоего дядю ограбила и убила вовсе не банда «искусствоведов».

– Что это значит? – нахмурилась Мила, присаживаясь напротив.

– Почерк разный. Прежние картины аккуратно доставали из рам, а не вырезали ножом. И убийство… Оно не вписывается в картину преступлений на эту тему.

– Чушь! – закричала Мила. – Как ты можешь так говорить?! Ты, опытный сыщик! Подумаешь, почерк! Это полная фикция – этот ваш почерк! Сегодня человек поступает так, а завтра он действует по обстоятельствам совсем иначе. Ну хорошо, если ты уверен, что это не «искусствоведы», то, наверное, уже взял под наблюдение Михаила Громова?

– Кто это? – ляпнул Севка, выпивая то ли пятый, то ли шестой бокал вина.

– Ну, знаешь! – вскочила Мила. Она хотела выбежать из зала, но Севка, преградил ей дорогу, упал на колени и зашептал:

– Люблю тебя… очень люблю… как только родился, начал дышать и сосать… мать, с тех пор люблю… – Он схватил ее за черные брюки, прижался лицом к коленям и начал целовать черный шелк.

Милавина позволила ему все сделать и все это сказать.

– Так ты возьмешь под наблюдение Громова? – уточнила она. – Он явно угрожал моему дяде! Он наверняка связан с бандой!

– Возьму, – прошептал Фокин, – возьму, если ты мне дашь… дашь? Ты мне дашь шанс?!

– Дам, – засмеялась Милавина. – Позвони мне, когда что-нибудь станет известно! – сказала она и, поцеловав его в щеку, выпорхнула из ресторана.

Севка хотел ее догнать, проводить, или что там еще принято делать на первом свидании, но чертовы мокасины так натерли ноги, что он смог дойти только до стола.

– Мартини! И соленые огурцы, – приказал он официанту.

До полчетвертого ночи Фокин обмывал зимбабвийский доллар и свою нечаянную любовь. На столе разрывался от вибрации телефон, на дисплее требовательно высвечивалось «Лаврухин», но Севке было не до него.

Последнее, что он помнил, – красное от натуги лицо официанта, тащившего его к такси.

– Куда? По какому адресу вас отвезти? – орал официант, легонько шлепая Фокина по щекам.

– В рай, – шептал Севка. – Мой адрес – рай…

Утром в офис ворвался Лаврухин.

Он влетел так стремительно, что Драма Ивановна не успела о нем доложить.

– Кобелина! – заорал Вася, бросая на стол кипу свежих утренних газет. – Ты что творишь?! Что ты творишь, кобелина, я тебя спрашиваю?!

– Что я творю? – морщась от головной боли, уточнил Фокин. Одну за другой он развернул газеты и увидел на самых заметных местах – первых, вторых и последних полосах, – свои фотографии.

Он в белом костюме подает Милавиной руку, когда та выходит из такси.

Он ведет ее в ресторан со странным, натужным выражением лица, будто его мучают газы. Он пытается налить ей вино. Он топчет ей ноги в танце. Выпучив глаза, стоит на коленях, объясняясь в любви. Целует ее колени. Хватает за руки, пытаясь остановить… Его бесчувственное тело выносят из ресторана и грузят в такси.

Это был бессовестный, наглый фоторепортаж со свидания Фокина с Милой Милавиной.

– Продажные суки эти официанты, – отшвырнул он газеты. – Впустили в ресторан папарацци, хотя гарантировали мне строгую конфиденциальность. А чего ты так распалился, Лавруха?! Ну, фотки, ну, в газете, ну, со мной, ну, с Милавиной. И что?! Мне даже приятно. – На лице Фокина расплылась блаженная улыбка. – Кто еще в этом городе может похвастаться свиданием с Милой Милавиной?

– И ты еще спрашиваешь – что?! – завизжал Вася, отшвыривая кипу газет в угол. – Ты не понимаешь?! Там написано, в каждой газете, в каждой заметке, что Мила Милавина не верит в силы полиции, поэтому обратилась за помощью к частному сыщику и даже закрутила с ним роман!

– Но она действительно не верит! Действительно обратилась! И действительно закрутила! – захохотал Севка. – Что из этого?!

– А то… – задохнулся от возмущения Вася, – то, что каждая собака в городе знает, что я с тобой сотрудничаю! И мой начальник Волков тоже знает! Утром он вызвал меня на ковер и заявил, что если мы – я и ты, – сунем в дело «искусствоведов» свой нос, то остаток своих дней проведем в обезьяннике! Он нам это организует. Ну зачем, – сбавил Вася тон, переходя на плаксивый, – зачем ты поперся с этой селедкой в ресторан?! Ты что, не мог ее где-нибудь в кустах оприходовать?

– Не мог, – отрезал Севка. – Представляешь, не мог я звезду мирового масштаба пригласить в кусты, потому что я порядочный человек!

Фокин вскочил и пробежался по кабинету с забегом на балкон.