Тень Серафима

Куда спешит несчастная — навстречу смерти? Нелепой, преждевременной, незаслуженной смерти?

И как потом объяснить при дворе неожиданное исчезновение пассии? Ведь слуги видели, как она заходит. Скорее всего, Севилла даже справилась у них, где его искать. Опять поползут самые невероятные, самые гнусные слухи… и опять они окажутся правдивы.

«Ты стал удивительно сентиментален, Эдвард, за краткое время моего отсутствия, — насмешливый голос в голове разогнал все мысли и ощущения, выбелив сознание девственной пустотой. — Не верный ли это признак слабости сердца?»

Нет. Благородное, великодушное чувство никак не могло быть признаком слабости. Но, несомненно, оно само являло собою ту слабость, ту уязвимость, сквозь которую, как сквозь сочленения доспехов, его можно было достать, филигранно уколоть прямо в сердце.

Севилла, конечно, не слышала этого голоса, но что-то подспудно заставило её насторожиться. Как беззащитный пугливый зверек, она остановилась и растерянно покрутила головой, но, кажется, это не помогало. Заклинатель и сам едва заметно пошатнулся от позабытого ощущения ментального контакта.

В маленьком зале царила совершеннейшая, осязаемая тишина, тишина, которую можно было резать ножом, — но в этой тишине густо звучал медный колокол, плыл недоступный слуху смертных звон.

Дракон говорил с ними.

* * *

Устройство оборонительных башен было таково, что выйти из города, возникни у кого-нибудь из жителей такое противоестественное желание, можно было беспрепятственно — а вот вернуться обратно тем же путем уже никак.

Восемь сторожевых башен создавали вокруг Ледума плотный энергетический барьер, который, для более экономного расходования ресурсов, был непроницаем только с одной стороны.

По договоренности с лордом-протектором правом свободного входа обладали одни только инквизиторы, причем возможность эту обеспечивало им наличие на теле личной серебряной фибулы. Об этом нюансе мало кто знал, но для пущей безопасности фибула должна была быть освящена заранее в особой огненной купели святой службы. Магическое пламя оставляло на вещице уникальный информационный оттиск, который и служил пропуском. Оттиск сохранялся на металле не более трех суток, что, конечно, не исключало полностью возможность незаконного проникновения, но значительно снижало вероятности.

Миновав линию магической защиты, которая легко угадывалась не только по переменам окружающего пейзажа, но и по внутреннему ощущению, похожему на легкий удар электрическим током, Себастьян наконец перевел дух и вздохнул с облегчением. Видимых причин этому, по правде говоря, не имелось, однако сильфу становилось как-то спокойнее вне городских стен. Здесь не было господ и слуг, не было высокорожденных аристократов и простолюдинов, и жизнь зависела не от чьей-то авторитетной воли или прихоти, а исключительно от собственных способностей.

Впереди, насколько хватало глаз, простиралась полоса черной земли, траурным кольцом опоясывающей город. Ненависть лорда Эдварда к живой природе, а может, простая осторожность, были столь велики, что долгие годы землю вокруг полиса выжигали магическим белым огнем, вытравливая из неё всякую жизнь. Растения сопротивлялись упорно, цепляясь корнями за границы своего мира, заполоняя пепелища всё новыми сочными ростками, — но в конце концов вынуждены были отступить.

Так образовалась неформальная пограничная зона, бесплодная нейтральная земля.

Территория эта также была сплошь застроена, но не домами и даже не промышленными объектами. Здесь, на открытой местности, хищными спицами устремлялись ввысь вышки ветряных станций, которые, казалось, царапали когтями лопастей само небо. Неприятный, низкочастотный звук их вращения резал слух задолго до того, как впереди показывались сами ветряки. Чем выше скорость, тем громче становился вой, монотонный, однообразный, доводящий до сумасшествия.

Энергопотребление Ледума с некоторых пор сделалось столь велико, что даже потенциала драгоценных минералов не хватало, чтобы полностью удовлетворить чудовищную потребность, утолить ненасытный, всё растущий голод полиса. Поэтому в конце концов проблему пришлось решать другим способом и спешно строить ветряные станции. Себастьян не имел понятия, сколько их тут точно, но не приходилось сомневаться, что не меньше двух-трех тысяч: унылые ровные ряды тянулись до самого горизонта. Все станции работали безостановочно, по подземной сети кабелей передавая электрическую энергию прямиком в прожорливый город. От рева этих адских машин, ломавших устоявшиеся розы ветров, напрочь закладывало уши, потому-то их и вынесли за пределы городской черты, однако это не могло полностью ликвидировать общее шумовое загрязнение северной столицы.