Тень Серафима

Усилием воли прервав мучительные раздумья о наставнике, Себастьян обратился мыслями к Софии, но и тут не нашел облегчения. Какого черта проклятая Искаженная бесцеремонно влезла в его жизнь, разрушила его такой ясный, четко устроенный, логичный мир, спутала все чувства? Себастьян ощущал, как внутри кровеносных сосудов бешено стучит кровь, как клокочет злость, почти ярость, с которой он не в силах справиться. Впервые за долгие годы душевное равновесие ювелира оказалось нарушено, да еще как! Чашки невидимых весов ходили ходуном, грозя всему механизму сбоем или серьезной поломкой.

Всё это просто не укладывалось в голове. Да что там, вообще нигде не укладывалось! И ради чего, Господь всемогущий, он сам же, по доброй воле, вернулся к нелепой девице, да еще и притащил её сюда, в святая святых его мира? В душе творилось необъяснимое смятение, поднималась буря чувств, благополучно спавших всё это время. Заглядывая в себя, Себастьян ужасался этому чуждому, несвойственному ему состоянию. От прежнего порядка и понимания себя не осталось и следа. Думая о Софии, ювелир был искренне поражен самому себе: мужчине никак не удавалось определить своего отношения к проклятой спутнице — оно скакало, как взбесившаяся лошадь, колеблясь от состояния тихой ненависти до слюнявого умиления.

Но еще больший ужас, заставлявший кровь остановиться и леденеть в жилах, вызывал тот безжалостный факт, что и чувства к Моник теперь также с трудом поддавались определению.

…Моник — первая, единственная, вечная любовь. Та, которая однажды и навсегда, которая не перестает быть. Это чувство являлось столпом мироздания, основой всех основ, мерилом и эквивалентом всех чувств. Оно просто не могло измениться. В противном случае придется признать, что его гармоничный мир рухнул, рассыпался, превратился в хаос, чего допускать нельзя…

Вот на этом и остановимся.

Ведь не мог же он просто взять и забыть её? Это было бы несправедливо, неправильно. По каким-то своим причинам, которые наверняка были существенны, Творец отмерит людям короткий век. Себастьян ни в коей мере не судил Изначального за это и не стремился к вечной жизни, для сильфа жизнь вообще имела малую ценность. Но ювелира коробило лицемерное отношение человечества к смерти. Люди живут так мало и уходят навсегда… и очень скоро горе близких заканчивается. Как бы ни были сильны узы дружбы, любви, родства — всех, всех без исключения неотвратимо настигает пустота, стерильная белизна забвения. Люди уходят, подобно тому, как облетают листья на осеннем ветру, а мир продолжает жить, и ничто в нем не говорит, что умершие когда-то существовали.

Никто не скорбит вечно. Никто не тоскует всю жизнь. Никто не отказывается найти утешение, и более того — найти как можно скорее, вытеснить новым, заменить, забыть.

Все клятвы о бесконечной любви и вечной памяти, в конечном счете, оказываются ложью.

В глазах Себастьяна это было гораздо более страшным, гораздо более жестоким — не сам факт смерти, а предательство живых, малодушно стремящихся вычеркнуть, не бередить своих душевных ран, заполнить кем-то другим образовавшуюся полость в сердце. Да и само недолгое страдание по ушедшим было, по большей части, эгоистическим, даже называясь болью «утраты». Людей волновали лишь собственные неудобства, связанные с личными чувствами, потерей радости общения, вынужденным одиночеством. На смерть смотрели с точки зрения тех, кто остался по эту сторону незримого рубежа, который всем им суждено перейти однажды.

Судьба ушедших никого не заботила.

Поэтому сам он поклялся помнить и скорбеть вечно.

Но события последних дней, тесно связанные с Софией, сильно тревожили ювелира. Юная красавица на самом деле взволновала сердце, и Себастьян боялся дать определение своему отношению. Боялся заглянуть в себя и увидеть, что его кокон изо льда оказался разбит или пошел трещинами.

Нет, он не может быть способен на такое предательство! Не может сам поступить так же, как те, кого так горячо осуждал когда-то на заре молодости. Неужели столь сильно влияние на человека этой проклятой бесцветной, бесчувственной крови, которой ровно половина в его венах?

Всю жизнь ювелир боролся со своей второй сущностью. Говорят, сильфы легкомысленны и ветрены, как породившая их стихия, и совсем не умеют любить. Мать Себастьяна в полной мере доказала правдивость этих слов, вскружив голову его отцу и бесследно исчезнув, едва разрешившись от бремени. Двое крохотных полукровок, нежданных и нелюбимых детей, остались на попечение надломленного случившимся мужчины в самом сердце недружелюбных Лесов Виросы.